Тем более ничего особенного от неё та и не требовала. На митинги и собрания с собой не таскала, боялась – как бы не задавили дитя в толпе – листовки на компьютере набирала сама, раздавала их тоже сама. В общем, в движение своё не вовлекала, даже домой никого из «соратников» не приводила.
Внучке нужно было лишь хорошо учиться, «как завещал великий Ленин», и вести скромный образ жизни по-сталински, что означало, по словам Марии Филипповны, без мещанской роскоши и моральной распущенности.
Впрочем, всё это ей давалось легко. Училась на пятёрки, в одежде не выделялась, да и как она могла выделиться, если всё покупала бабушка, лишь немногие вещи дарила мать, которая жила с мужем и младшими детьми-близнецами в загородном доме и приезжала навестить их только по праздникам да дням рождения.
С раннего возраста Марьяна привыкла, как говорится, держать себя в узде, скрывать переживания и не делиться ни с кем собственными печалями. Даже с самой близкой со школы подругой Ниной Черновой говорила о сокровенном для себя крайне редко. Чаще та делилась с ней тайнами души своей, а Марьяна с волнением внимала, успокаивала, переживала и бросалась помогать, когда требовалось и не требовалось. Таким же образом поступала со всеми другими людьми, кто пытался с ней откровенничать. Подруге не сильно-то это нравилось.
– Ты кидаешься на выручку кому попало, – возмутилась Нина как-то раз, – ты же не ангел и не «скорая помощь»! Все в классе пользуются твоей добротой и используют тебя, дурочку, когда им хочется.
Она даже ничуть не обиделась тогда на подружку. Чувствовала, что сказано было не со зла. И к тому же не видела ничего обидного в её словах, даже в «дурочке». Наоборот, считала, что Нина отмечает её готовность помогать другим как достоинство. А сердится лишь потому, что тревожится за неё, ведь Марьяне приходится тратить время и силы на выручку некоторых одноклассников, например, на контрольной, или писать за кого-то реферат.
После прочтения заметок мужа ей по-иному теперь открылся смысл того подружкиного высказывания. Значит, не только Илья считал её услужливой простодырой. Слёзы отчаяния навернулись на глаза и стали застилать перед ней всю видимость. Поднимаясь по лестнице на свой четвёртый этаж, она неловко споткнулась о ступеньки несколько раз. А когда открыла дверь квартиры, уже не сдерживаясь, заревела в три ручья.
– Бабуля, мой самый любимый и любящий человек!– заголосила, как только закрылась на ключ. – Только ты любила меня беззаветно! Лишь тебе я нужна была! Только тебе была небезразлична!
Подумалось, а ведь действительно так. Мама даже не приехала на девятины Ильи, чтобы поддержать и утешить её. Когда Марьяна сообщила ей о них, та принялась сетовать, что ужасно не любит похорон и поминок, они действуют на неё угнетающе, и, как некстати, ещё и близнецы заболели, но если дочь очень хочет, чтобы она приехала, то приедет.
– Я думаю, необязательно это делать, – успокоила её Марьяна, – народу будет полный ресторан. – И отчётливо услышала в сотовом телефоне облегчённый вздох матери.
Нина тоже не приехала, но по другой причине – была в свадебном путешествии, в Таиланде. Так получилось, что её свадьба пришлась как раз на день гибели Ильи. Марьяна была свидетельницей со стороны невесты, об авиакатастрофе она узнала уже на следующий день.
Не пришли и её однокурсники, которых она, надо признать, и не звала. Но как бы там ни было, некоторые, кого она считала друзьями, могли бы и сами догадаться прийти, ведь всем известно, когда погиб её муж, хотя бы позвонили. Целую неделю Марьяна не появлялась на занятиях. И никому в голову не пришло поинтересоваться, будут ли поминки, или предложить какую-либо помощь.
А бабушке до всего, что касалось внучки, было дело. Возможно, несколько излишне её контролировала, зато любила всем сердцем. Марьяна чувствовала себя с ней защищённой.
И вовсе она не была придурковатой и свихнувшейся на устаревших принципах старухой, как считал Илья. Да, бесспорно, в Марии Филипповне было заложено много противоречий и странностей, но вместе с ними в ней было немало и хорошего.
Она обладала природным умом и была по жизни умной и изворотливой. Ей довелось окончить лишь пять классов, так как пришлось работать с двенадцати лет, чтобы помогать матери – многодетной вдове. Бабушка до удивления много знала и умела делать всё, за что бралась. Для неё не было проблемой починить подтекающий кран, заменить розетку в квартире, отремонтировать телевизор.
Бабушка сама научилась печатать на машинке, а когда появился в доме компьютер, заставила восьмилетнюю внучку, обучающуюся этой чудо-технике в гимназии, объяснить ей азы управления заморским агрегатом, как она называла его до самой смерти.
Смыв накопившуюся тяжесть слезами, а потом и под душем, Марьяна почувствовала, что отлегло немного от сердца. Исчезли тревожные думы, стало дышать свободнее, как после дождика в знойный день. Постепенно начала воспринимать окружающие предметы. Всё осталось как при бабушке, почти ничего отсюда она не брала в квартиру Ильи, даже одежду – муж настаивал, чтобы всё у неё было новым.
Из прикроватного шкафчика в бабушкиной спальне достала старый большой фотоальбом в синей бархатной обложке. С пожелтевших снимков шестидесятых годов на неё смотрела очаровательная девушка, которая выделялась даже на групповых многолюдных фотографиях. Толстые светло-русые косы то уложены венком-короной на голове, а то просто лежат на высокой груди. Красивые светлые глаза широко распахнуты, носик прямой, нежные губки бантиком.
Бабушка очень хороша была в молодости, это к старости она высохла, превратилась в тощую сморщенную старушку, с впадинами на щеках, острым подбородком.
В счастливые их общие времена она и внучка частенько, склонившись над альбомом голова к голове, подолгу рассматривали старые снимки. Затаив дыхание, Марьяна слушала воспоминания бабули о трудном послевоенном детстве (она родилась в 1943 году), о первой её и единственной любви – к мужу Степану, покорившем все девичьи сердца в их деревне на Урале, где они жили до того, как завербовались в шестидесятые годы на Дальний Восток.
Сначала работали оба на стройке, но после рождения сына, который погиб в десять лет от взрывов боеприпасов на воинском складе – он и ещё два мальчика каким-то образом сумели забраться туда и устроить пожар – бабушка стала работать санитаркой в больнице. Дочку Наташу она родила через несколько лет после смерти сына.
– Я была очень хороша собой, – говорила она одновременно с гордостью и сожалением, – по мне многие сохли. Но я всегда знала, красота – это и награда, и наказание. К красивым и тянутся, и плюют им вслед. Все пытаются завладеть красотой, а хранить по-доброму,