Из вздохов Марии Филипповны Марьяна невольно делала выводы, что муж ревновал её и бил. Так ли это было на самом деле – она не могла быть уверена, поскольку не знала своего деда, родилась уже после его смерти. А мама никогда о нём ничего не рассказывала. Бабушка же вспоминала только первые годы зарождения их любви с мужем.
– У нас в семье из поколения в поколение рождались в основном красивые девочки, независимо от породы – чернявая или светлая, – словно наяву представился Марьяне чуть хрипловатый наставительный твёрдый голос бабушки, – ты тоже красавица, правда, не такая, как я или твоя мать. В тебе слишком много чернявости. Но всё равно запомни, ты не должна надеяться на свою красоту и выпячивать её, иначе она станет твоим проклятием и принесёт много горя. Все почему-то считают красивых девок доступными. Наташка не слушала меня, вот в семнадцать лет и притащила в подоле ребёнка. Если б я силой не заставила того еврейчика, студента-стоматолога, жениться, ты бы считалась теперь незаконной, нагулянной на стороне. Только попробуй и ты принести мне в подоле кого-нибудь, выставлю за дверь, не пожалею – так и знай!
Всё это бабушка не уставала ей повторять с детства. Поэтому девочка страшно боялась забеременеть. Будучи маленькой, ещё в детсаду, да и начальной школе, думала, дети рождаются от поцелуев в губы. Когда какой-то мальчишка во дворе поцеловал её так однажды, зажав в объятья, Марьяна в ужасе стала ждать ребёнка. Перестала даже носить платья, чтобы не обнаружить в подоле дитя, по ночам тихонько ревела в подушку.
Успокоилась лишь, услышав из разговора соседок по лестничной площадке, что детей у девочек до тринадцати лет не бывает, прежде должны прийти какие-то кровяные месячные, а они приходят только в шестом или седьмом классе, не раньше.
Глава III
Несмотря на постоянные намёки бабушки на её привлекательную внешность, Марьяна сомневалась, что может считаться красавицей в истинном смысле этого слова. Разумеется, иногда она ощущала на себе заинтересованные взгляды мужчин, особенно после того, как по настоянию мужа через месяц после свадьбы, сделала лазерную коррекцию зрения в клинике МНТК «Микрохирургия глаза» и перестала носить очки. Эти взоры девушку лишь смущали, но отнюдь не придавали уверенности в себе. Просто слишком часто в детстве её дразнили цыганкой.
Впрочем, сверстники черноглазой Марьяны Паверман, те, кто знал её, не сомневались, что она могла бы быть красавицей, причём писаной, если бы держалась соответственно. А так как девушка по всем своим поступкам была простушкой без каких-либо амбиций, то наивное её простодушие затмевало все прелести и достоинства красивой внешности.
Мало того, в детстве сама она твёрдо была уверена, что, несмотря на большие глаза, которые многие хвалили, относится к категории неисправимых дурнушек. Как же иначе, ведь ещё в начальной школе Сергей Голубев – а он ещё тот знаток девичьей красоты, поскольку от него в школе всегда были без ума все девчонки – с уверенностью заявил, что Марьяне с её «черномазостностью» попасть в красавицы не грозит.
– Ты что цыганка или чеченка? – сразу спросил он у неё при первом знакомстве, когда их только посадили вместе за одну парту в первом классе. – Или просто не моешься? Если грязная такая, то уходи с моего стола!
Огорошенная нападками, Марьяна не кинулась от обиды в слёзы и не побежала жаловаться учительнице, как сделала бы на её месте любая другая девочка, а просто похлопала огромными чёрными, как вспаханный чернозём, глазищами и невинно поправила зарвавшегося мальчишку:
– Нет, я не цыганка и не грязная, моюсь каждый день, а чёрная я в маму. Она у меня русская, а папа – еврей. Бабушка говорит, что дедушка мой, мамин папа, был с одной стороны греком. Из-за него я и смуглая такая.
– Это что кавказец или китаец? – мальчик презрительно поморщил тонкий хорошенький носик.
Марьяна определённо не знала, относятся еврей и грек к кавказцам или китайцам, поэтому недоумённо пожала худенькими плечами. А сидеть с Голубевым за одной партой она всё же осталась до седьмого класса, пока классная руководительница не разрешила всем сесть, с кем они захотят. И сразу мальчишки уселись друг с другом, а к Марьяне пересела Нина Чернова, с которой они жили в соседних подъездах и часто играли вместе во дворе.
Несмотря на явное презрение к ней Голубева, Марьяне почему-то нравился этот светловолосый мальчишка-проказник. Сколько раз он донимал её на уроках и переменах: мог толкнуть, привязать косу к спинке стула, начиркать в её тетради, обозвать и высмеять перед всеми. Девочка не жаловалась, терпела и, как ни странно, радовалась, что их не рассаживают. Её завораживали его ярко-голубые глаза. В старших классах вдруг поняла, что влюблена в Сергея. К сожалению, об этом догадались и все в классе, и её любовь стала своеобразной притчей во языцех у одноклассников.
Сам же Голубев не обращал на неё внимания, относился скептически, а чаще равнодушно. Он бегал за другими девчонками и, как болтали в школе, менял их словно перчатки. В одиннадцатом классе стал дружить с девушкой из параллельного класса, активисткой молодёжного объединения, боровшегося за дикого лосося, куда записался и Сергей. Марьяна тоже была бы не прочь выступать против запуска в океан искусственных рыб и увлечься ещё какими-либо общественными делами, но, увы, на это у неё не хватало времени: с шестнадцати лет подрабатывала в больнице санитаркой в ночную смену, чтобы поддерживать бабушку деньгами. Та настаивала, чтобы внучка работала, не росла белоручкой и знала бы, почём фунт лиха.
Ей не очень-то нравилась медицина, она мечтала, как и Нина Чернова, стать историком: копаться в прошлом, искать интересные факты и писать научные статьи. Но при одной мысли лишь, что окажется далеко от Серёжи Голубева и не будет у неё на историческом факультете возможности видеть его, её охватывал ужас.
Поэтому, вопреки мечте, принялась готовиться к поступлению в медицинский университет, потому что именно там намеривался учиться Голубев после школы. Отец у него был главным врачом одной из городских больниц, а дед по матери в своё время считался одним из лучших в крае хирургом, мама работала участковым терапевтом. Серёжка мечтал превзойти своих предков. Все в классе об этом знали. И Марьяна поступила вместе с ним в медицинский на бюджетные места.
Впрочем, это не сблизило их. Голубев по-прежнему не замечал девушку, даже, можно сказать, открыто игнорировал: не подходил, не разговаривал, здоровался пренебрежительным кивком. К тому же увлёкся однокурсницей Сашей Комаровой, которая была не столько красива,