– Если ты опорочил её честь, то вызываю тебя на…
– Дуэль? – предположил Игнат. – Схожу за пистолетами.
У Гены промелькнули на лице все эмоции по этому поводу.
– Скорее – на общение, – потупился тот, становясь совсем жалким.
Мне хотелось сгореть от стыда, но я прижимала к себе чертов ежедневник и всячески изображала равнодушие.
– Слушай, рыцарь, мне твоя женщина даром не сдалась.
– Я так не думаю. Она ждала тебя возле дома, – принялся перечислять Гена. – Потом вышел ты, начал что-то делать с её шеей, – смутился он.
– Кусать, – предположил Игнат весело, а я свирепо фыркнула.
– Возможно, целовать! – поспорил Гена, взъерошивая волосы.
– Ну да, а теперь я обязан взять её в жены как настоящий мужчина. Слушай, Геннадий, уж не знаю, как тебя по батюшке, ты, видимо, наткнулся на неё в час-пик в автобусе, а теперь чувствуешь себя обязанным?
– Да как ты смеешь?! – Гена чуть не кинулся с кулаками на обидчика, но был остановлен мною.
Дуэль все никак не начиналась, а тупая словестная перепалка уже порядком надоела. Пришлось взмахнуть ежедневником точно мечом, осаждая противников.
– Я вообще тут хоть кому-то интересна? Так, Гена, мы уезжаем. Сейчас же. Игнат, спасибо за записную книжку. Надеюсь, больше не встретимся.
– Знаешь, я бы с удовольствием вытворял с тобой всё то, о чем подумал твой жених… – Игнат Фирсанов облизал обветренные губы.
Я схватила Гену за руку и потащила прочь от неприступного особняка. Игнат разлегся на скамейке возле дома, зажмурившись до рези в глазах. На душе посветлело.
А ещё утром он ненавидел весь этот мир. Как, впрочем, каждый месяц своей никчемной жизни.
Я вела Гену за руку и понимала, что не испытываю к нему ровным счетом ничего. Всё выветрилось за месяцы общения.
Когда-то мы с ним дружили. Он помогал мне прийти в себя после передряг, выуживал из проблем с учебой, отвлекал ото всего мира. Я платила ему тем же. Мы были настоящими друзьями. Я почти боготворила этого человека. А потом все изменилось. Я давно заметила, что у фразы «Я тебя люблю» есть магическая аура: она или заставляет двух людей слиться в одно целое или… уничтожает любые зачатки эмоций. Ещё вчера я с удовольствием общалась с Геной по несколько часов в день, а сегодня меня воротит от его голоса. Вчера его манеры меня умиляли, а сегодня заставляют стыдиться. Возможно, дело в том, что уже не получится сказать друзьям: «Как хорошо, ведь у меня есть человек, способный помочь и понять, но не испытывающий ко мне ничего». Не сказать, ведь из стадии друзей мы перешли на «отношения». Которых нет. И это огорчает.
Нет, я искренне пыталась стать ему идеальной девушкой. Пустилась в омут отношений, только бы сделать его счастливым. Переживала и ненавидела себя за черствость, искала в себе намеки на возникающую симпатию, пыталась испытывать хоть что-то к человеку, который всегда был рядом.
Но Гена будто сошел с ума. Он ежеминутно названивал мне, ревновал по каждому пустяку. А однажды заявил, что наших детей мы назовем Еленой и Александром, потому что так хочет его матушка.
Тут-то моя выдержка кончилась. Я аккуратно предложила расстаться, потом менее аккуратно рассказала о своих чувствах, следом даже попыталась нагрубить. Чем больше я просила окончить этот цирк, тем сильнее ему хотелось продолжать «покорять мое сердце».
Он любит за нас двоих, а я пытаюсь не мешать ему.
Но теперь окончательно становится ясно – с этим человеком у меня нет ничего общего. Даже дружбы. Он – лишь воспоминание, и я не смогу больше общаться с ним, чтобы не возненавидеть себя. Все его попытки добиться меня, слежка, скандалы с людьми – от этого нужно бежать прямо сейчас, пока это окончательно не переросло в паранойю.
– Тебя проводить? – спросил Гена, глядя на меня как побитый пес.
– Нет, – ответила непреклонно. – Не надо меня вообще никуда никогда провожать.
В квартиру я вошла ближе к полудню, злая и недовольная собой. Делать ничего не хотелось, и до вечера я пялилась в телевизор, а тот сменял программу за программой.
– Всё в порядке? – От голоса брата я вздрогнула.
– Да, всё отлично. Не слышала, как ты пришел.
– Конечно, не слышала, – согласился Денис, стягивая галстук и выбираясь из рубашки. – Ты так скоро окаменеешь. Сделай какое-нибудь позитивное лицо.
– Ладно, – я скривилась ещё сильнее.
– Кирюш, – он нахмурился и присел на корточки рядом с диваном, на котором я валялась. – Судя по всему, ежедневник ты отобрала, но перед этим убила Игната Фирсанова и закопала его в саду.
– Не-а. Просто мне устроили сюрприз, после которого многое прояснилось.
Я рассказала Денису о знакомстве Гены и Игната, на что тот недолго держал серьезное лицо, а потом, заливаясь смехом, пробормотал:
– Это прекрасно! Кирюш, да забей ты. Какая разница, что подумает Фирсанов про тебя и Гену?
– Никакой.
Разумеется, разница есть! Я строю вокруг себя неприступную стену, хамлю этому скотине, а в итоге позорюсь рядом с человеком, который вопит во всю глотку, что я – его девушка. И дело не в том, что кто-то на меня косо посмотрит. Нет, просто я вступила в битву с Фирсановым и не могу проявлять ни малейшей слабости перед этим надменным мальчишкой.
– Тем более вы никогда не увидитесь, – повел плечами Денис, щелкая меня по носу.
– Знаешь, тем сильнее я мечтаю навсегда распрощаться с ним, тем чаще мы пересекаемся. Спорим, сейчас позвонит Ирина и предложит выбраться куда-нибудь на совместный уикенд?
– Я скажу, что тебя воротит от одного вида её брата, и она резко перехочет куда-либо нас приглашать, – рассмеялся Денис.
Иногда так приятно испытывать к кому-то отвращение, что не хочется видеть в нем ничего хорошего. И вымученный взгляд говорит лишь о праздно проведенных днях, и бескровное лицо – об употреблении наркотиков или алкоголя.
Мне даже понравилась наша вражда, и я не собиралась проигрывать Игнату Фирсанову ни в чем.
Ну а если мы никогда не встретимся…
Что ж, это к лучшему.
В итоге я впала в хандру. Фильмы поголовно казались тупой безвкусицей, книги поражали однообразием. Мне надоели буквы, приелся вкус напитков и еды, осточертели звонки Гены. В итоге я просто отключила мобильный телефон и уткнулась лицом в подушку.
Чего-то не хватало.
Весна, нехватка витаминов, плохое настроение – всё смешалось в кучу, отдавая меня на растерзание злобе и апатии. Брат старался не лезть к раздраженной сестре, а сестра, в свою очередь, придавалась поглощению собственной желчи в тишине квартиры.
Я не могла понять, чего недостает в моей жизни. Даже сходила на пары, удивилась, как меня до сих пор не отчислили, просидела несколько часов, пялясь пустым взглядом на доску. И свалила домой.
Короче говоря, в итоге я оказалась права.
На следующей