– У меня всего лишь полчаса. – Натка села и оглянулась на барную стойку.

– И их нелегко выкроить, понимаю, тоже спешу почистить перышки. – Алена отвернулась от Натки, чтобы первой сделать заказ подоспевшей официантке. – Нитрокофе есть у вас? А колдбрю? А что есть? Ой, ну давайте что-нибудь холодненькое на фундучном молоке… Нет фундучного? Ладно, на миндальном.

– Капучино, – коротко сказала Натка, отвечая на невысказанный вопрос в усталом взгляде официантки. – Маленький, с сахаром, на нормальном человеческом молоке.

– А вы готовите на человеческом молоке?! – захлопала глазами Алена Дельвиг.

– Я имела в виду коровье, – объяснила Натка и поймала дружелюбную улыбку повеселевшей официантки.

Что ж, можно надеяться, что ей тут не плюнут в кофе. А вот Алене стоило бы обеспокоиться. Никто не любит капризных выпендрежников, особенно заморенные работники общепита.

– О, это остроумная шутка! – Алена покивала Натке. – Я оценила. Мы, Дельвиги, знаем толк в фигурах речи и изящной словесности. Наш знаменитый предок…

– А вы принадлежите к потомкам того самого Дельвига?

– Это фамилия моего мужа, – несколько скисла Алена.

– А он тоже поэт?

– Нет, он инвестор, и успешный… А вы знаете, что из лицейских поэтов именно Дельвиг был первым, кто стал печататься в журналах? Он, а не Пушкин. Думаю, это фамильная черта Дельвигов – успевать раньше других, – Алена подмигнула Натке и безмолвным кивком отпустила девушку, которая принесла им кофе.

– Спасибо, – сказала Натка в спину уходящей официантке. – Так о чем вы хотели поговорить?

– О вашем мальчике, – Алена пригубила свой напиток и покривилась. – Мята несвежая… Так вот, о чем я? Если помните, Яна Арнольдовна еще на первом собрании предупреждала, что ей понадобятся анкеты на всех учеников класса с контактными данными и полной информацией о ребенке. Думаю, вы понимаете, что учитель должен знать о каждом ребенке все, ведь любой пробел может обернуться проблемой. К примеру, у одного из мальчиков непереносимость лактозы, и это нужно учитывать при заказе питания, ему будут давать кокосовое молоко вместо, как вы выразились, «обыкновенного человеческого».

– У моего сына нет никакой пищевой аллергии и ограничений по питанию.

– Да-да, я знаю, на днях он приносил в класс какие-то цветочки и предлагал всем пробовать, какие они сладенькие, – усмехнулась фрау Дельвиг.

– Клевер, наверное, – Натка против воли покраснела.

Может, капризуля-выпендрежница думает, что Сенька недоедает? Ее мальчик так голоден, что питается подножным кормом?

– Мы в детстве называли эти цветочки «кашками». Они действительно сладкие, их надо сосать…

– Спасибо, не нужно интимных подробностей, – неприятно засмеялась Алена – пошутила, так сказать, показала, что тоже знает толк в изящной словесности. – Я, собственно, хотела обратить ваше внимание на то, что вы заполнили анкету невнимательно, целый ряд вопросов оставили без ответов. А это важные вопросы…

– Какие же? – Натка отхлебнула капучино – вкусный! – и поставила чашку на блюдце, постаравшись не звякнуть: спокойствие, только спокойствие…

– Ну, например, вы ничего не написали об отце Арсения. Кто он? Чем занимается?

– Чем угодно, только не воспитанием моего ребенка, – Натка особо акцентировала местоимение. – Отец Арсения не играет никакой роли в его жизни и поэтому недостоин упоминания в таком важном документе, как анкета первоклассника, – тут она улыбнулась – мол, шутка! – но довольно прохладно.

– Понимаю, – Алена Дельвиг окинула собеседницу оценивающим взглядом. – У Дельвига, кстати, было три незамужних сестры, и он им всем помогал… А вам кто?

– У меня тоже есть заботливые родственники и верные друзья.

– Тогда, может быть, вместо отца ребенка вы запишете в анкету этих родственников? Чем они занимаются?

– Моя сестра – судья… Слушайте, а зачем вам это нужно? – Натка рассердилась.

– Ну как же! Ведь формируется круг!

– Какой еще круг? – Натка дернулась и толкнула стол. На салфетке под чашкой образовался кружок от пролитого кофе.

– Вы, я вижу, не понимаете, – Алена Дельвиг вздохнула. – А ведь наши дети сейчас – совсем как лицеисты в Царском Селе…

– Не понимаю.

– Бывает, – кажется, фрау ей уже хамила. – В таком случае имеет смысл довериться людям понимающим…

– Вам, что ли? – хамство оказалось заразительным.

– И нам, – Алена снова пригубила свой напиток, поморщилась, поставила бокал и полезла в сумку, горделиво занимающую отдельное место.

Заслуженно: одна эта сумка стоило больше, чем половина мебели в кафе.

Алена достала листок, исписанный собственным Наткиным почерком, и положила его на стол:

– Давайте договоримся, что вы постараетесь устранить пробелы в анкете, насколько вам по силам это сделать. Хорошо?

Натка молча взяла листок. Рука ее вздрагивала. Бумажку хотелось скомкать и бросить в ухоженное лицо улыбающейся фрау.

– Заполненную анкету отсканируйте, пожалуйста, и пришлите Яне Арнольдовне на почту, она указана в чате. До свиданья! – Алена Дельвиг встала, бросила на стол нарочно смятую купюру и простучала каблучками к выходу.

– До новых неприятных встреч, – мрачно пробормотала Натка и попросила у официантки ручку.

Круг, значит, у них формируется?

Ну, пусть будет круг. Они с Сенькой не сдадутся и плотно в нем окопаются.

Как там было у Пушкина, друга того самого Дельвига, которого угораздило оказаться пра-прадедом инвестора?

«Отечество нам Царское Село»…