— Лена, что случилось?
— Масочку делала с утра, должна была обрести неземную красоту, — желчно ответила я, всем телом налегая на дверь — она у нас тяжелая, натощак не сразу откроешь. — Что, заметно похорошела?
— Заметно, что разозлилась, — честно ответила Машка. И, как добрая подруга, великодушно подсластила пилюлю:
— А с красотой у тебя и прежде все было в полном порядке.
— Спасибо, дорогая, — растрогалась я. — Представь, у нас в доме утром неожиданно отключили воду — ни умыться, ни чаю попить!
— Ничего, Елена Владимировна, я купил кофе и булочки, — успокоил меня знакомый голос. — Всем доброе утро!
Я обернулась: за нами с Машкой уже скопилась небольшая очередь из коллег, терпеливо ожидающих моей скорой и неминуемой победы над дверью. Первым в шеренге стоял мой бесценный помощник Дима, в одной руке у него был предмет моей вечной зависти — роскошный портфель из телячьей кожи, в другой — пакет с логотипом супермаркета элитных продуктов.
Дима работает в районном суде отнюдь не ради куска хлеба, он из очень состоятельной семьи и может позволить себе качественные дорогие корма. Отчасти именно поэтому кофемашиной в нашем кабинете заведует исключительно он. Кофемашина у нас капризная и тоже любит качественные дорогие корма. Дима балует ее зернами, выращенными этичным способом. Я не знаю, как это, даже не спрашивайте. Типа, на стадии созревания к кофейным зернам проявляется максимум уважения? И толерантности, чтобы робуста не чувствовала себя ущемленной арабикой, и наоборот?
Сегодня, судя по запаху, доминировала корица.
— О, мои любимые булочки? — я чутко повела носом, стремительно добрея.
— Еще теплые, — улыбнулся Дима.
Воодушевившись, я наконец поборола дверь, и караван судейских работников быстро втянулся в холл. Машка пошла на свой второй этаж, а мы с Димой двинулись к себе в кабинет, который ласково называем «наши рудники». Там всегда такие завалы из папок с делами, что иногда я думаю — в следующем своем воплощении я точно буду работящим подгорным гномом с мотыгой, нынешняя жизнь меня к этому уже прекрасно подготовила…
— Ну что у нас новенького?
Не спеша включаться в процесс судопроизводства до получения обещанного мне кофе с булочкой, я с порога оглядела свой стол.
С момента моего ухода с работы вчера вечером гора документов на нем заметно подросла. Это могло означать только одно: под занавес рабочего дня приходила секретарша Настенька. Она давно уже заглядывается на моего помощника и выработала оригинальную тактику его охмурения: приходит под вечер с папками новых дел и всеми возможными способами пытается навести Диму на мысль о совместном отдыхе после долгого трудового дня. Дима дела от Настеньки принимает, а предложения и приглашения — нет. Наверное, у него кто-то есть, но он об этом ничего не рассказывает.
— Ничего сенсационного, — Дима включил кофемашину, и она довольно заурчала, явно одобряя предложенные ей зерна этично выращенной арабики. — Бытовуха, штрафы, претензии к банку и иски к застройщику. Хотя…
— Что, застройщик плохо строит? Сдает жилье без удобств? — я вспомнила про отключенную воду, посуровела и сразу определилась, за какое дело возьмусь в первую очередь.
— Вообще не сдает! — Дима открыл коробку с булочками и помахал над ней ладонью, разгоняя по кабинету соблазнительный аромат. — Завтрак подан!
— Спасибо, Димочка! Что бы я без тебя делала! — искренне поблагодарила я.
После вкусного кофе со свежей булочкой даже перспектива по уши зарыться в отвалы строительного мусора не казалась мне особенно печальной. Хотя обманутые дольщики со мной наверняка не согласились бы, их ситуация с предоплаченным недостроем уже до крайности напрягла, иначе они не пошли бы в суд.
Общеизвестно, что наши люди не любят вступать в тяжбы и питают к судам вековечное недоверие. Сколько пословиц придумали: «Пошел в суд в кафтане, а вышел нагишом», «В лесу сучки, а и в судах крючки», «На суде, что на воде: как раз утонешь», «Пропадай собака и с лыком — лишь бы не судиться», «До суда три шага, а из суда и за год не дойдешь»… И конкретно про нас, судей, немало нелестного: «Судья в суде — что рыба в пруде», «Подпись судейская, а совесть лакейская», «Не всякий судит по праву, иной и по нраву»…
Между прочим, вековая народная мудрость и сегодня не потеряла актуальности. Я, когда писала очередную статью для журнала, смотрела данные Федерального социологического центра РАН — его спецы изучали, каким общественным и властным институтам простые граждане доверяют больше, а каким меньше. Так вот, суды там в конце списка, ниже только пресса, Совет Федерации, Госдума и политические партии. Не верит народ в справедливость и честность судей, не верит…
Вот, кстати, надо бы мне как-то забыть свои утренние обидки по поводу отключенной воды, чтобы не быть пристрастной — не выступать заранее единым фронтом с обиженными жильцами, это было бы непрофессионально…
А папка с исками к застройщику лежала сверху. Это случайность или намек?
Я вопросительно посмотрела на помощника.
— Дим, тут что-то особенно важное, срочное? — я потыкала пальцем в потолок. — Есть указания сверху?
Дима поднял глаза на одинокую лампу в скромном плафоне. От нее, красиво ветвясь, разбегались в разные стороны тонкие трещинки. Если абстрагироваться от перспективы в недалеком будущем поймать макушкой добрый кусок штукатурки, смотреть на это было приятно. Красиво же! Лампа в окружении трещинок похожа на пробившийся из-под снежного наста цветок.
— Даже не знаю, — Дима задумался. — Особых указаний не было, но я чувствую…
И тут я тоже почувствовала: пол затрясся, выдавая приближение кого-то крупного.
— Ахтунг! — Дима выпрямился и стер с лица лирическую задумчивость.
— Здравствуйте, здравствуйте, всем доброе утро, поздравляю с началом нового трудового дня! — в распахнувшуюся дверь аккуратно вдвинулся сияющий улыбкой Плевакин.
Наш председатель суда — многоопытный юрист и отличный дядька, порядочный и с принципами, но при этом хитрец и манипулятор, каких мало. Его задушевная улыбка такой же «великий признак», как дрожание левой икры Наполеона — она уверенно предвещает неприятности. И они неизменно случаются всякий раз, когда солнечно улыбающийся Анатолий Эммануилович самолично посещает наши с Димой рудники. Плевакин у нас настоящий буревестник. Хотя внешне становится все больше похож на пингвина, особенно в этом черном костюме и белой рубашке…
Я прищурилась, воображая на месте буревестника-шефа безобидного и милого императорского пингвина. Это была последняя возможность добавить себе чуточку радости и оптимизма перед грядущими неприятностями.
— Ну, Елена Владимировна, родина тебя не забудет!
Всё, началось.
— Я там тебе дельце отписал многообещающее…
Плевакин кивнул на стопку папок на столе.
— Неужели опять про красоту?[1] — скривилась я. — Анатолий Эммануилович, ну, имейте же совесть и жалость, я не хочу быть актрисой одной роли!
— Вот именно! — Плевакин согласно покивал. — Как раз поэтому на сей раз у тебя будет никакая не красота, а вовсе даже наоборот. Иски