Он гулко бухнул рукописи на пол и продолжил раскопки в сундуке. Желтая. Желтая бумажная полоска, заполненная под копирку. Не на машинке, от руки заполненная. И на ней имя. Он даже не мог вспомнить, кто ему выдал деньги. Какая-то скотина, ссудная-подсудная. Без этой бумажки даже не знаешь, где начать.
Вот она! Наконец…
Том уставился на помятую желтую бумажонку. Реальная, ощутимая. Сумма, имя, год, число, месяц. Конкретная и однозначная, как смертный приговор. Реальнее не бывает! Голова пошла кругом. Конечно, Том не сомневался в ее достоверности, но теперь он держал ее в руке, и все вокруг показалось ему вдвойне реальным.
Он опустил руку, вздохнул. На дне сундука покоился старый вороненый клинок — мачете, купленный в мелкой лавчонке на одной из кривых улочек Манилы. Он сжал рукоять, рванул нож к себе, вскочил, рванулся к выключателю возле двери. К черту этот фейерверк! Одна из ошибок, которые могут стоить жизни. Так выражаются в своих нетленных шедеврах маститые маэстро высокохудожественного пустозвонства.
Том выключил свет, подскочил к шторе, отодвинул, выглянул. Пусто. Оставил штору, обернулся. Пустыми глазницами уставились на него со стены карнавальные маски Кары, смеялись над ним и хмурились. Издевались.
Ноги под ним подкашивались. Одолевала слабость от потери крови, голова гудела от вызванной пулей контузии, от осознания, что ему потребуется куча везения и еще не одна стычка, чтобы хоть как-то выправить ситуацию.
Том поспешил на кухню, положил мачете на стол, набрал номер осевшей в Нью-Йорке матери. Она сняла трубку после десятого гудка.
— Алло!
— Ма!
— Томми…
Он облегченно выдохнул.
— Томми, Томми. У тебя все в порядке, ма?
— Сколько сейчас? Уж точно больше часа ночи.
— Извини. Я только хотел проверить, как там у тебя.
Мать молчала.
— У тебя все в порядке? — повторил вопрос Том.
— Да, Томми. Все в порядке. Спасибо за заботу.
— Извини, что поздно.
— Как у вас дела?
— У нас все хорошо.
— В субботу с Карой говорила. Она тоже не жаловалась.
— Да, с Карой тоже все в порядке. — Том чувствовал по голосу, когда мать «крутило». Депрессию трудно спрятать. Но вот уже два года, как с ней ничего серьезного не происходило. Если повезет, то этот зверь когтистый больше к ней не вернется. Но сейчас его больше заботило, не стоит ли над нею какой-нибудь тип с пушкой, и по голосу ее он понял, что там все чисто, никто его мать в заложники не захватил.
— Ладно, я побежал. Если что надо будет, звони!
— Конечно, Томми. Спасибо за звонок.
Он опустил трубку на рычаг, облокотился на стол. Влип он, конечно, никуда не денешься! А надо деться. Хотя в голове никаких гениальных мыслей не наблюдается.
Шевелись, шевелись!
Том подхватил мачете и, преодолевая головокружение, рванулся в ванную. Остановился перед зеркалом, осторожно ощупал рану. Кровь остановилась, и это радует. Но голова… кипящий котел какой-то. Контузия, сотрясение мозга. Постельный режим, ха-ха!
Не прошло и пяти минут, как он, уже вымывшись, облачился в чистую одежду и напялил на голову кепку-бейсболку. Вернувшись в комнату, рухнул на диван. Рану Кара уже обработает как следует, когда вернется.
Он расслабился, подумал, не позвонить ли сестре на работу, но объясняться по телефону… слишком сложно. Комната начала вращаться, и он закрыл глаза.
Он дал себе час, чтобы все обдумать. И принять решение.
Но ничто не снизошло на его буйную голову.
Кроме сна.
4
Том не понял, что его разбудило, жара или жужжание, но проснулся он сразу, как от толчка. Резко дернулся, приоткрыл глаза и скосил их направо, потом налево.
Впечатления отражались в его мозгу, как падающие камни домино. Голубое небо. Солнце. Черные деревья. Одинокая гигантская летучая мышь, похожая на изуродованного — если возможно представить себе что-то еще более уродливое — грифа. Уродина торчала над ним на ветке, как будто на часах. Томас не шевелился, оглядывался, пытался сориентироваться в обстановке.
Только что ему приснился еще один сон о месте под названием Денвер, сон, неотличимый от реальности.
Долю секунды он ощущал облегчение оттого, что все случившееся произошло во сне, что он не ранен в голову, что никто за ним не гонится, что его жизнь вне опасности.
Но сразу же вспомнил, что и наяву его жизнь в опасности. Ушиб головы, порезы о сланец… Кошмарные клыки летучей сволочи… Чего следует бояться больше — ужасов сновидческих или реальных?
Билл!
Том окончательно разлепил глаза и огляделся, пока еще не двигаясь. Что и где жужжит, пока не ясно. Мощные ветви, лишенные листьев, торчат из сухих обугленных стволов безжизненных деревьев.
Том сосредоточился, пытаясь вспомнить. Но ничего, предшествующего падению, оживить в памяти не удавалось. Окружение выглядело знакомым, как будто он бывал здесь ранее, но связь не устанавливалась, он чувствовал какую-то отстраненность от этого чудного пейзажа.
Голова раскалывалась.
Правая нога ныла.
Летучая мышь выглядела миролюбивее, чем в его прошлое пробуждение.
Том медленно приподнялся, опершись на локоть, огляделся с этой «господствующей позиции». Черный лес. Слева, между ним и крохотным прудом, большое черное поле. Сажа, пепел? На деревьях висят фрукты, которых вчера он не заметил. Поразительное многоцветие. Красные, синие, желтые, резко выделяющиеся на черном фоне. Что-то здесь казалось очень странным, неестественным, пугающим. Что-то неясное вызывало в нем тревогу, еще большую, чем странный ландшафт, чем исчезновение Билла. Но что?
Летучие мыши, все, кроме одной, застывшей в вышине, исчезли. Об этих летучих мышах Том помнил кое-что. Когда-то ему довелось довольно близко с ними познакомиться. Он знал, что они опасны и агрессивны, что у них очень острые зубы. Забылось, однако, как от них избавиться. Забыл он, как легко сломать шею летучей мыши.
Черный покров поля зашевелился. Жужжание усилилось.
Том поднялся на ноги, прищурился. Нет, не сажа покрывала поле. То, что он принял за сажу, оказалось черным жужжащим одеялом из мух. Чернокрылая гадость зловеще гудела, не поднимаясь выше чем на фут, снова оседала… Мухи взлетали, садились, ползали по земле, переползали одна через другую. Живой ковер. Живой кошмар.
Том невольно отпрянул, поддавшись приступу паники. Прочь отсюда! Надо поскорее найти кого-нибудь, кто бы растолковал ему, что происходит. Он даже не знал, от чего бежать.
Но спасаться-то надо, в этом он был уверен. Вот чем объясняются сумасшедшие сны о Денвере. В Денвере он убегал, потому что и вправду надо было рвать когти. Здесь, в черном лесу — из черного леса.
Он оглянулся, ища направление, откуда он появился, и осознал, что представления не имеет откуда. За ним острые ребра сланцевых пластин, располосовавших его руки и ноги. За сланцами опять черный лес. Впереди мушиное поле и опять черный лес. Повсюду черные угловатые деревья.
Справа донеслось какое-то квохтанье. Том медленно повернулся. Вблизи появилась вторая летучая гадость. Она сидела на ветви, не сводя с