Мы с Сатвиком распрощались на ночь, и я очнулся в машине, застряв перед зеленым светофором. Я стоял на левой полосе, глядя, как сигнал сменяется желтым, потом красным. Я развернул машину. Я возвратился в лабораторию, поднялся наверх и осмотрел установку. Бывают раны, от которых нельзя уйти. Этому научила меня мать.
Я последний раз прогнал опыт. Нажал «Печать». Вложил результаты в два конверта, не глядя.
На первом я написал: «Показания датчиков». На втором: «Снимок экрана».
Я доехал до мотеля. Я разделся догола. Встал перед зеркалом, воображая свое место в недетерминированной системе. Если верить Дэвиду Бому, квантовая механика требует, чтобы реальность была нелокальным феноменом. В глубине квантовой среды локация уже не проявляется, все позиции эквивалентны – сливаются в единую, согласованную частотную область. Импликаты Бома постулируют, что в основе всего – жизнь.
Я приложил ко лбу конверт с надписью «Показания датчиков».
– Никогда не загляну в него, – сказал я себе. – Никогда, если снова не начну пить.
Я уставился в зеркало. Я уставился в свои, цвета ружейного металла, глаза и увидел, что не шучу.
Я опустил взгляд на второй конверт на столике. Тот, что со снимком экрана. Руки у меня тряслись.
Я положил первый конверт на стол.
Я знал, что в кладовке вделан в стену маленький сейф. Пошел туда и отпер его. Ввел шифр – день рождения матери: 2-27-61 – и положил конверты внутрь.
Китс пишет: «Красота есть правда, правда – красота». Что есть правда?
Конверты знали ответ.
Однажды я либо напьюсь и вскрою показания счетчиков, либо нет.
Во втором конверте либо интерференционная картина, либо нет. Да или нет.
Ответ уже распечатан.
* * *Я дождался прихода Сатвика в его кабинете. Он положил портфель на стол, удивился, заметив меня в офисном кресле. Посмотрел на меня, на часы и снова на меня.
– Что ты здесь делаешь?
– Тебя жду.
– Давно?
– С половины пятого.
Он осмотрел кабинет, проверяя, не трогал ли я чего. Те же завалы электронных проводов и деталей. Для нас, остальных, это был хаос, но Сатвик, пожалуй, помнил здесь каждую мелочь. Я откатил кресло от стола, сплел пальцы на затылке.
Сатвик просто смотрел на меня. Сатвик был умен. Он ждал.
– Ты мог бы приспособить к датчику индикатор? – спросил я.
– Какой индикатор?
– Световой.
– Как это?
– Чтобы прохождение электрона через щель отмечалось не на шкале, а световым сигналом?
Он насупил брови.
– Должно быть несложно. А зачем?
– Я думал, что экспериментом с двойной щелью уже ничего не докажешь, но мог и ошибиться.
– Что еще осталось?
Я наклонился к нему.
– Точное определение недетерминированной системы.
11
В то же утро при опыте присутствовал Забивала. Стоял в темном полумраке комнаты 271. Гудела машина. Он наблюдал картину интерференции – узкие светящиеся полоски.
– Ты видишь перед собой одну вторую корпускулярно-волновой природы света, – сказал я ему.
– А как выглядит вторая полвина?
Я включил датчики. Интерференционная картина распалась на две отчетливые полоски.
– Так.
– О, – сказал Забивала, – я об этом слышал.
* * *Мы стояли в лаборатории Забивалы. Лягушки плавали.
– Они ведь сознают, что такое свет? – спросил я.
– Глаза у них есть.
– Да, но сознают ли они его?
– Да, на зрительные стимулы они реагируют. Охотники должны видеть добычу.
Я склонился над стеклянным аквариумом.
– Но мне нужно знать, сознают ли?
* * *– Чем ты раньше занимался?
– Квантами.
– То есть? – переспросил Забивала.
Я попробовал отговориться:
– Разные проекты. Твердотельные фотонные устройства. Преобразования Фурье, жидкостный ЯМР.
– Преобразования Фурье?
– Система уравнений, позволяющая перевести волновую функцию в визуальную форму.
Взгляд Забивалы напрягся. Он повторил очень медленно, подчеркивая каждое слово:
– Чем занимался ты, конкретно?
– Компьютерами, – признался я. – Мы работали с компьютерами. Квантовые вычисления до шестнадцати кубитов. Мы сотрудничали со стартаповой командой молодежи. Те были прикладники, а я занимался теорией.
– А прикладной частью кто?
– Мой друг Стюарт. Он интересовался задачами динамического моделирования. Как упаковать в поверхности побольше полигонов при передаче объема на плоскости.
– И что получилось?
– Мы на порядок величины увеличили точность моделирования, но наткнулись на ограничение вычислительной мощности системы. Под конец мы с помощью преобразований Фурье переводили волновые кривые в визуальную форму.
– Волны в изображение?
– Угу.
– Зачем?
– Для меня это было вызовом. Убедиться, что такое возможно. У других имелись более существенные причины.
– Например?
– Пробить предел полигонного бюджета системы. Для эффективной передачи объема. Стюарт занимался усовершенствованием железа. Проектированием. Организацией собственной фирмы. На самом деле таким вещам всегда находится применение.
– Получилось?
– С фирмой? Да, она сейчас базируется в Индиане.
– Нет, с компьютером.
– Ах, ты об этом. В некотором роде. Мы достигли шестнадцатикубитного когерентного состояния, а для его расшифровки использовали ядерный резонанс.
– Почему же «в некотором роде»? Значит, не получилось?
– Нет, система работала – определенно, работала, – сказал я. – Даже когда ее отключали.
* * *Два дня, пока Сатвик налаживал световой сигнал, я возился с ящиком.
Забивала доставил лягушек в субботу. Мы отделили здоровых от больных, здоровых от уродцев.
– Что это с ними? – спросил Сатвик.
– Загрязнение.
Одна лягушка походила на паука – из задней части торчали кривые суставчатые лапки. Когда Сатвик взял ее в руки, лапки задергались. Одна судорожно распрямилась.
– Загрязнение так действует?
– Да – на земноводных. Чем сложнее организм, тем многообразнее воздействие. Земноводные – очень сложные организмы.
– Бедолаги! – Сатвик отбросил лягушку, и она шумно плюхнулась в другой аквариум.
Джой работала рядом, в своей лаборатории. Заслышав наши голоса, она вышла в коридор.
– Трудишься по выходным? – спросил, увидев ее в дверях, Сатвик.
– Обычно по выходным здесь тихо, – ответила она. – Я провожу самые тонкие опыты, когда никого нет. А вы? Вы теперь все вместе работаете?
– Главный у нас Эрик, – возразил Сатвик. – Я просто немножко помогаю.
– А, значит, за пропавшие выходные в ответе Эрик? – Она вошла в лабораторию, ориентируясь на голос Сатвика и нащупывая пальцами стену.
– Похоже на то, – признал я. И вбил последний гвоздь в угловой стык. Конструкция получилась хлипкая, фанерный ящик в два квадратных фута с маленькой лампочкой на проводе – ради нее пришлось разорить ночник в доме Сатвика.
– Я слышала, ты отсюда уходишь? – обратилась ко мне Джой.
Неловкий момент. Забивала оторвался от своих аквариумов.
– Пока не ушел, – ответил я.
– Так чем же вы заняты? – спросила Джой.
В ответ на взгляд Сатвика я кивнул.
И Сатвик объяснил, как умел только Сатвик. Она поморгала пустыми глазами. И осталась.
Забивале мы отвели роль контролера.
– Опыт проведем в реальном времени, – сказал я ему. – Без записи с датчиков,