Потом, в темноте, мы долго лежали молча.
* * *Я уже решил, что она спит, и вздрогнул от ее голоса:
– Как правило, я их лучше знаю.
– Кого?
– Тех, кто ворует одеяло.
– Одалживает, – поправил я, – одалживает одеяло.
Дотянувшись, я поднял одеяло с пола и набросил ей на нагие плечи.
– Ты хорош собой? – спросила она.
– Что?
– Мне любопытно.
Она нащупала меня в темноте, расчесала пальцами волосы.
– Это важно?
– У меня строгие требования.
Я и не хотел, а рассмеялся.
– В таком случае, да. Я потрясающий.
– Не знаю, не знаю.
– Ты мне не веришь?
– Может, лучше навести справки на стороне.
– Тогда зачем было меня спрашивать?
– Мне было любопытно, как ты считаешь.
Я взял ее ладонь и положил себе на лицо.
– Я такой, как ты видишь.
Прохладная рука на моей щеке. Долгое молчание, а потом она спросила:
– Почему ты приехал сегодня?
Я вспомнил щенка в ящике. Свет, оставшийся без наблюдателя.
– Не хотелось быть одному.
– Ночью тебе тяжелее всего. – Она просто констатировала факт. Огонь горячий. Вода мокрая. Ночью тяжелее всего.
В разговоре со слепым есть преимущество – слепой не видит твоего лица. Не знает, что попал в больное место.
– Над чем ты работаешь? – спросил я, чтобы переменить тему. – Ты никогда толком не объясняла.
– Ты никогда толком не спрашивал. Назовем это производством звука.
– И в чем штука?
– Берешь тон широкого, смешанного диапазона и удаляешь все лишнее.
– Удаляешь?
Ее тонкая рука обняла меня за шею.
– Звук может быть гибким инструментом. Катализатором или ингибитором химических реакций. Начни с максимальной плотности частот и отрезай все, чего не хочешь слышать. В каждом всплеске помех скрыт концерт Моцарта.
И опять я не понял, шутит ли она.
Я сел на кровати в неосвещенной комнате. В эту минуту в темноте мы были одинаковыми. Наши миры станут разными, только когда я зажгу свет.
– Тяжелее всего утром, – сказал я ей.
Через несколько часов взойдет солнце. Подступит или не подступит боль.
– Время идти.
Она провела ладонью по моей голой спине. Она не стала меня удерживать.
– Время, – прошептала она. – Нет такого зверя. Только сейчас. И сейчас.
Она прижалась губами к моей коже.
* * *На следующий день я оставил секретарше Джереми записку – просил его зайти ко мне.
Через час в дверь
