В свое первое утро я оставил взятую напрокат машину перед главным зданием и вошел внутрь.
– Чем могу помочь?
– Меня ждут, – сказал я дежурной.
– Ваше имя?
– Эрик Аргус.
Она улыбнулась.
– Присядьте, пожалуйста.
Я опустился на кожаные подушки. Здесь было три кресла и симпатичная сложная роспись в красных и голубых тонах. В ней угадывался намек на техническую схему, скрытый порядок. Такие мотивы мог бы выдать инженер, поставь ему задачу разукрасить вестибюль. Через две минуты из-за угла показалось знакомое лицо, и я встал.
– Господи, – сказал Джереми, – сколько же не виделись! – Он тряхнул мою руку и хлопнул по спине. – Ты как, черт тебя побери?
– Бывало хуже, – честно ответил я.
Он за прошедшие годы сильно переменился. Стал не таким тощим. Укротил непокорные светлые волосы практичной стрижкой. Но с ним было все так же просто. И он по-прежнему легко улыбался.
– А ты? – спросил я.
– Дел здесь хватает, я тебе скажу. Уже больше ста пятидесяти научных сотрудников, и это мы еще растем.
Он провел меня к себе в кабинет. Мы сели. Затем последовало предложение – словно речь шла просто о бизнесе, словно мы с ним были просто деловыми людьми. Но в глазах Джереми, в его грустном взгляде я видел старого друга.
Он подвинул ко мне через широкий стол сложенный листок. Я развернул и заставил себя разобраться в числах.
– Слишком щедро. – Я подвинул листок обратно.
– За тебя это дешево.
– Нет, – сказал я.
– Ты работал на QSR[1], значит, стоишь этих денег. Мы тебе обеспечим высокую степень интеграции, параллельные ядра – что угодно, только попроси. – Открыв ящик стола, он достал серую папку и вложил в нее листок. – Сможешь начать с того, на чем остановился.
– Кажется, мы друг друга не поняли.
– Ты только дай знать, что тебе требуется. С твоими патентами и работами…
– Я больше не могу этим заниматься, – оборвал я.
– Не можешь?
– Не стану.
Это его остановило. Джереми откинулся на кожаную спинку кресла.
– Я слышал, – заговорил он наконец и через стол окинул меня оценивающим взглядом. – Но не хотел верить.
Я покачал головой.
– В чем дело?
– Просто я с этим покончил.
– Тогда ты прав, – сказал он, – я тебя не понимаю.
– Если ты считаешь, что я тебя обманул… – Я хотел встать, но Джереми вскинул ладонь:
– Нет-нет, предложение остается в силе.
Я опустился на место.
– Мы можем дать тебе четыре месяца, – продолжал он. – Мы нанимаем ученого, а не программу. Даем четыре месяца испытательного срока. Такая у нас система.
– Чем я буду заниматься?
– Свобода действий сотрудников – наша гордость! Ты можешь выбрать любую программу, лишь бы она имела научную ценность.
– Какую захочу?
– Да.
– Как определяется ценность?
– По отзывам коллег, по публикациям, если дойдет до публикаций. Но еще раньше тебе придется пройти наш научный совет. Прием новых сотрудников доверен администрации, но по истечении четырех месяцев решаю уже не я. Надо мной тоже есть начальство; у тебя к тому времени должно найтись что показать. Что-нибудь публикабельное или близкое к тому, понимаешь?
Я кивнул. Четыре месяца.
– Здесь ты можешь начать сначала, – сказал Джереми, и я понял, что он уже говорил с Мэри. Интересно, когда сестра успела ему позвонить.
«Я серьезно, Эрик. Звони. Если что-то пойдет не так».
– Для QSR ты сделал прекрасную работу, – продолжал Джереми. – Я следил за твоими публикациями – мы все, черт возьми, следили. Но, учитывая обстоятельства твоего увольнения…
Я снова кивнул. Этого следовало ожидать.
Он помолчал, глядя на меня.
– Ради тебя я рискну. Но ты должен мне обещать…
Он только намекнул. Как все старались обходить этот момент!
Я отвел взгляд. Кабинет у Джереми был подходящий. Не слишком большой, зато светлый и удобный. Окно у него за плечом выходило на площадку, где я оставил машину из проката. Одну стену почтил собой диплом Нотрдамского технологического. Претенциозным здесь был только стол – чудовище тикового дерева, огромное как палуба авианосца, – но я знал, что он достался Джереми по наследству от его отца. Я его видел, когда мы еще учились в колледже, лет десять назад. Целую жизнь назад. Когда мы еще думали, что нам не тягаться с нашими отцами.
– Можешь обещать? – спросил он.
Я знал, о чем он. Я встретил его взгляд.
Молчание.
Он еще долго потом молчал, глядя на меня, дожидаясь моих слов. Взвешивая дружбу и риск, каким она могла для него обернуться.
– Ладно, – заговорил он наконец. – Добро пожаловать в научный центр Хансен. Завтра и приступай.
2
Бывают дни, когда я совсем не пью. Вот как они начинаются: я вытаскиваю из кобуры пистолет и кладу его на стол в номере мотеля. Пистолет тяжелый и черный. На его боку мелкая выпуклая надпись: «Ругер». У него вкус мелких монет и пепла. Я смотрю в зеркало напротив кровати и говорю себе: «Если ты сегодня выпьешь, то покончишь с собой». Гляжу в свои серо-голубые глаза и вижу, что это не шутка.
В такие дни я не пью.
В работе научной лаборатории – свой ритм. Входишь в стеклянную дверь в 7:30, киваешь другим ранним пташкам. Потом сидишь у себя в кабинете до 8:00, размышляешь над фундаментальной истиной: что даже дрянной кофе – землистый, солоноватый, перекипевший дрянной кофе – лучше, чем вовсе без кофе.
Я люблю оказаться первым, кто с утра берется варить кофе. Распахиваю дверцу шкафчика в комнате отдыха, вскрываю жестяную баночку и глубоко вдыхаю, наполняя легкие запахом. Вдохнуть этот запах лучше, чем напиться кофе.
Бывают дни, когда мне все в тягость: есть, разговаривать, выйти утром из номера. Все трудно дается. Я существую большей частью в собственной голове. Такое приходит и уходит, и я очень стараюсь этого не показывать, потому что, если честно, не в том дело, как ты себя чувствуешь. Дело в том, чем ты занимаешься. Как себя ведешь. Пока интеллект не отказал, ты можешь рассудком просчитывать свое поведение.