– Она постоянно злилась, – сказал он.
Я стала задавать ненавистные ему вопросы: так что же случилось? Расторгнуть брак – это ведь очень тяжело, это такой решительный шаг. Должно было что-то случиться. Может, она тебе изменяла? Может, ты ей изменял? Может, тебе были неприятны ее подруги? Может, после появления детей у нее пропало влечение? Но брак – обширная, загадочная и очень личная территория. Нельзя использовать научный подход и сравнить две супружеские пары: слишком много факторов, которые невозможно учесть, в том числе – порог переносимости у каждого отдельного человека. Я состроила приятное лицо и изобразила на нем любопытство, как делала, когда еще была журналисткой, во время интервью. Притворяясь, что от ответов практически ничего не зависит, в то время как на самом деле они были делом жизни и смерти.
– Но ты не спросила, как мои дела сейчас. – Он вытащил телефон и открыл его. Боже мой! – Ты только погляди на них на всех.
Все эти женщины, практически сложенные штабелями – фото на экране выстроились в ровные ряды, и их можно было скроллить, – умоляли о внимании Тоби Флейшмана. Тоби Флейшмана! Я уставилась на него, потеряв дар речи.
– Так ты теперь живешь?
– Так я теперь живу. Не нужно выходить из дома, только чтобы нарваться на очередной отказ. И отказы-то получать необязательно. Участие совершенно добровольно. Люди регистрируются на этих сайтах, чтобы найти секс.
Тоби все скроллил, и список женщин, желающих заняться с ним сексом, все не кончался. Картинки, тексты. Заняться сексом с Тоби Флейшманом!
– Совсем как в «Расстыковке», правда? Кто же знал тогда, что это на самом деле – руководство к действию?
Давным-давно, в 1979 году, мужской журнал, где я с тех пор успела поработать, опубликовал знаменитый рассказ о разводе под заглавием «Расстыковка». Автор, Арчер Сильван, был ходячей легендой среди сотрудников журнала и символизировал собою журнал не хуже любого логотипа. Я начала читать Сильвана еще в юности (вероятно, в слишком ранней юности), и в Израиле его книги лежали у меня на тумбочке у кровати. Тоби взял одну почитать. Потом другую, потом третью. В детстве мне не разрешали читать книги «для подростков», которыми зачитывались мои подруги, – про бебиситтеров и хорошеньких близняшек-блондинок. Моя мать считала эти книги мусором для дегенератов, затягивающим в пучину подростковых беременностей и наркомании. Поэтому я читала книги Арчера Сильвана, которые приносила домой моя старшая сестра, прилежная студентка. «“Расстыковка” и другие рассказы», «Город вверх ногами», «Все в бассейн!» На обложках красовались большие заглавные буквы шрифтом «гельветика», и казалось, что это важные книги, настоящая литература. Внутри же они были полны такой грязи и чернухи, что подобного я и представить себе не могла. Возможно, шестиклассникам все же рановато читать про грязь и чернуху в таком количестве. В рассказах фигурировали нудистские колонии, сексуальные оргии, сапатисты[6], коммунисты, политики и их тайные оккультные ложи, ученые – приверженцы полиамории. Автор делал просто невероятные открытия. Не верилось, что наш мир именно таков. Однажды он был в Чили, и местный шеф-повар, который, следуя некоему странному буддийскому принципу, ни одно блюдо не готовил по два раза, отрубил голову живому козлу, залез ему в череп через разломанную челюсть и стал есть мозги сырыми. Он предложил угостить и Арчера, и тот тоже стал их есть, прямо на месте, голыми руками.
Став профессиональным литератором, я старалась писать как Арчер: переняла его манеру приоткрывать клапан гнева медленно, напряженно, красиво, так что вихрь эмпатии, пропущенный через воронку гнева, вызывал у читателя массированное отвращение к тому злу, в котором погряз наш мир. Казалось, это единственный вывод, к которому может прийти умный, мыслящий человек. Я тоже испытывала отвращение. Я тоже гневалась. Но я никогда не делала гнев площадкой для приземления – никогда не заканчивала им свои сюжеты – и возможно, именно поэтому потерпела неудачу. Моя эмпатия только стимулировала эмпатию читателей. Звучит неплохо, но корни этого – во внутренней трусости. Я была слишком труслива, чтобы закончить рассказ гневом. Слишком труслива, чтобы испытывать тотальное отвращение к героям своих историй – а это, конечно, были живые люди, которые уделили мне время, доверились мне и к тому же знали мой номер телефона. Меня не пугало, что они меня возненавидят, – я не собиралась больше с ними пересекаться. Но я боялась застыть в состоянии гнева, оставить его висеть в воздухе без решения, без разрядки. Я боялась показаться слишком злобной и в результате возненавидела себя за то, что слишком беспокоюсь о других. Я не хочу сказать, что я плохой писатель. Я писала хорошо, моя писанина нравилась читателям, они говорили, что я сострадательна и что очень приятно читать такие душевные вещи, и только я одна знала, что мое сострадание – на самом деле проявление трусости и отсутствие силы воли.
Но я была не похожа на Арчера Сильвана и в других отношениях: мне просто не выпало случая жить так, как жил он. Он спал в автобусах, разъезжая с рок-группами на гастролях, ночевал в пустыне под открытым небом с одним актером, пил аяуаску с одним политиком и пришел к выводу, что должен развестись с женой и жениться на ассистентке, которая занималась изысканиями фактов для его книг, – его постигло прозрение, что с ассистенткой он был знаком двенадцать жизней назад. Он исчез с радаров на много дней, подстерегая рок-звезду, ведущую затворнический образ жизни. Он однажды потратил семь тысяч долларов на чаевые для стриптизерши, списал эту сумму на служебные расходы, причем без всяких подтверждающих документов (разумеется), и ему ее возместили, даже несмотря на то, что стриптизерша не попала ни в один рассказ. А мне однажды на обратном авиарейсе из Европы, где я интервьюировала известного актера, пришлось сдать в багаж чемодан сверх лимита, и мне позвонил шеф-редактор и сделал выговор, и я больше никогда не повторяла свой проступок.
В 1979 году Арчер написал журнальную версию «Расстыковки», четырнадцать тысяч слов. Это была история мужчины, скрывающегося под псевдонимом «Марк». Интернета тогда не было, но рассказ прочитали абсолютно все. Он произвел фурор. Он обличал женщин за то, что они изменили правила игры, не предупредив об этом мужчин, а всё из-за этого дурацкого «движения за освобождение женщин» и идиотского «сексуального пробуждения». Сексуально пробуждаться следовало ровно настолько, чтобы мужчинам стало приятнее в постели, и не более.
Кроме того, это был, без сомнения, замечательный рассказ. Колкий и пронизывающий. Автор не только наблюдал, но и делал дерзкие выводы, экстраполируя так, как в жанре нон-фикшн еще никто не осмеливался. Рассказ стал эталоном – его предъявляли каждый раз, когда кто-нибудь хотел оценить новый репортаж. «Это почти так же хорошо, как “Расстыковка”». Или: «Ну, это определенно не “Расстыковка”». Сидя в ресторане с Тоби,