Правительство разработало и запустило социальную программу, которая позволяла бесплатно людям, попадающим под ее действие, естественно в случае желания таковых, воспользоваться услугами оцифровки. Понимая, что такого рода альтруизма не существует, я одновременно осознавал, что всё-таки в эту петлю мне лезть придется. Для девушки в семнадцать лет лишившийся возможности ходить терять нечего. Она не родилась с этим недугом и прекрасно помнит, что это такое — двигаться без ограничений. И ей смириться — значит сломаться. Это равносильно смерти, так что она ничего и не теряет в случае неудачи, хоть и утверждали, что успешной оцифровке поддаются все без исключения. Поэтому, как бы подозрительно не было, но я согласился, что все же — это шанс.
А вот дальше пошли трудности. Если с Алисой все было понятно, то я под программу не попадал, которая базировалась на принципе добровольной эвтаназии, когда неизлечимый больной просит врача оборвать его муки и, подписав все необходимые бумаги, отходит в мир иной после специального укола. Я же, будучи здоровым крепким парнем, разменявшим двадцать третий год, на эвтаназию рассчитывать не мог, ибо законодательством это будет рассматриваться как убийство. Конечно, законы будут менять, уже пошли обсуждения в парламентах разных стран, но процесс это долгий. Для Алисы каждый день мучителен, когда исцеление так близко. А как только стали транслировать различные моменты, снятые прямо в виртуальном мире группой разработчиков из Китая, добровольно принявших оцифровку (у них с этим проще) дабы показать всему миру как это — жить на Эдеме, она с нетерпением считала дни до запуска.
Тогда-то Алиса и подъехала ко мне в инвалидной коляске.
— Жень. Я не хочу без тебя там. Я подумала, если у тебя… ну в общем, если тебя не пропустят или ты не хочешь, я подожду или вообще никуда не полечу… ну или как там попадают на Эдем.
— Али, мы с тобой все решили. Мы вместе, и я не смогу жить рядом, осознавая, что лишил тебя возможности ходить. Я что-нибудь придумаю. — Твердо произнес я, совершенно не представляя, что тут можно придумать. Если только нанести себе травму, чтобы тоже стать инвалидом, но это казалось настолько диким, что я отгонял подобные мысли подальше. Да и пока реабилитация и лечение пройдут, быстрее выйдет закон для здоровых, позволяющий оцифровываться.
— То есть ты со мной, зай? — Спросила она и, дождавшись утвердительного кивка, пристально посмотрела мне в глаза. — Через две недели начнется первый этап Закрытого Бета-Тестирования, и мы сможем принять в нем участие.
— Я тебя слушаю, мать! — нравилось мне ее так называть, подслушал в одной из семей и как-то прижилось, хотя конечно о детях пока и речи не было. — Что придумала?
— Я уже договорилась. Завтра приедет юрист оформлять дарственную на квартиру. — Она протестующе замахала руками. — Погоди. Ну, зачем нам квартира? Тут мы умрем. Ой, говорю, а самой дико. Отдать мне ее некому. А врач, что меня ведет, готов тебе сделать историю болезни, подходящую для программы. Не за так конечно. Но все же. И мы сможем быть вместе! Вот.
— Нехило. — Пробормотал я ошарашенный. — Хотя, чему удивляться. Я все думал, что будет, если все захотят в этот Эдем? А теперь понимаю, что ажиотажа не будет, ведь тут на Земле и место освобождается, да и делить есть что. Ладно, пожалуй, ты права, малышка. Так и поступим.
Размышляя на тему, зачем это все корпорации, я так и не пришел к однозначному выводу. Деньги? Ну, судя по всему их и так не мало, но допустим. Власть? Верхушка хочет править миром, пусть и виртуальным? Законы того пространства признаны идентичными нашим, так что рабство навряд ли получится, по крайней мере в ярко выраженной форме. Если посудить — мы и здесь на Земле не сильно свободны. Законы, кредиты и обязательства, общепринятые нормы поведения — та же кабала. Остановлюсь пока на том, что корпорация ищет денег и власти, а дальше будем приглядываться.
Через две недели после, нас подготовили к оцифровке в обычной на вид больничной палате, если не считать массы проводов, уходящих черными шнурами куда-то в стенку. Как объяснил заботливый и улыбчивый врач, еще бы не стараться — двушка почти в центре Москвы, нам предстоит оцифровывание личности, а копирование будет уже на Эдеме, но, как и где, мы узнаем из инструкции оставленной на месте появления.
— Кстати, Жень. А мы здесь одни что ли? — голос девушки вырвал меня из воспоминаний о последних минутах жизни на Земле. Несмотря на заверения врача, процедура была довольно болезненна, хотя откуда ему знать собственно? Он же не пробовал, а рассказать ему уже не получится. Да и вообще, который раз себя ловлю на мысли, о той жизни, что осталась на Земле…
Хех, как бы не свихнуться, тот мир, этот… Странная человеческая особенность — вроде уже все произошло, и случилось — все что могло случиться. Ан нет, в памяти мы продолжаем переживать момент, причем, как правило, неприятный и искать решение, которое позволило бы этой неприятности избежать. И что интересно — находим. Поздно конечно находим, но настолько простое и безобидное, что диву даемся, как мол, раньше не заметили. Правда, в моем случае это уже бесполезно. Нужно перестраиваться и жить днем сегодняшним, а думать исключительно на несколько дней вперед. Это минимум. Максимум же, наметить цель на будущее. Тем более я не один, вон как смотрит на меня, моя хорошая. Ждет и надеется, что я скажу, что делать. Пусть я и не был в армии, но принцип один оттуда знаю, чтобы не болела голова — нагружай руки.
— А это, радость моя, мы сейчас и проверим! — бодрым голосом оповестил девушку и решительно шагнул к ближней к нам калитке. Войдя во двор, я придержал Алису за руку, направившуюся было ко входу в дом. — Не спеши. А вдруг собака? — произнес, оглядываясь. А посмотреть было на что. Бревенчатый дом с соломенной крышей и пустующей пристройкой, судя по кормушкам для кур или скота, которых в прочем не было.
Кстати вот и причина беспокойства, одолевавшего меня с самого момента возвращения в деревню. Никаких живых звуков, лишь скрипы ставень на ветру да шелест соломы. Теперь стало понятнее,