— Слушай, Олег. Не хочу.
Где я этот низкие, чарующие звуки слышала?
— У тебя отпуск был годовой.
О, вот этот язвительный и упрямый я знаю. И даже коньячные нотки в нем присутствуют, но больше — усталость. Это у нас господин Томбасов собственной персоной.
— Ну, не так я и отдыхал.
— Сереж, ты, конечно, трудился, аки пчел! Писал передачи про музыку на канале «Культура», поучаствовал в проекте Павла Тура…
— Классная, между прочим, рок-опера получилась. Я, кстати, пел за дракона.
Тааак. Получается, что в гостях у Олега Владимировича прежний бас? И они друг друга называют на «ты». Любопытно…
— И так его озвучил, что все до сих пор считают, что Владимир Зубов запел.
— Нет. К этому он абсолютно бесталанен. А вот стихи он читает — заслушаешься.
— И ты не наотдыхался?
— Олег, — голос вокалиста стал холоден. — Я просто не хочу.
Повисло молчание. Почему-то господин Томбасов не стал включать свое бесподобное — «а деньги». Он молчал. Молчал и его ночной гость.
— Ты же никогда не жаловался. Никогда не ругался. Никогда ничего не доказывал. Ты просто пел. А потом, одним днем, ушел. Типа — делать сольную карьеру. Что случилось, Сергей? Я пытался узнать это тогда, но ты просто молчал. Хочу узнать теперь.
— А черт его знает, что случилось, Олег. Понимаешь, меня позвала тогда, двенадцать лет назад Зоя, сдернув с вполне перспективного проекта. Надо было помочь.
— Но моя покойная жена тебя и не обманула.
— Нет, помяни ее Бог. Много работы, хорошей работы. Много денег. Много поклонниц. Но в какой-то момент я понял, что устал. Что чужой. Что топчусь как медведь.
Стоп! А вот это уже интересно.
— Я просто пел, стараясь как можно лучше, но все равно все всем было не так.
— Сергей! Да ты с ума сошел!
Я решила, что услышала достаточно. Тихонько стала отступать к своей комнате — и, конечно же, споткнулась. На первой же ступеньке. Вот ведь — бесшумный ниндзя с прокачанной скрытностью.
— Добрый вечер, Олеся Владимировна, — раздалось с первого этажа.
Глава пятая
— Какие ваши любимые мифические персонажи?
— Сон. Спокойствие. И адекватность.
Никогда Штирлиц не был так близок к провалу! Это ж надо… Меня застукали за подслушиванием. Но, вопреки ожиданию, никто меня ругать или стыдить не стал.
— Вы голодны? — спросил у меня наниматель.
Подумала, прислушалась к себе — и кивнула. Щеки, правда, пылали, словно я действительно сделала что-то из ряда вон. Господин Томбасов отчего-то улыбнулся и приглашающе отступил в сторону от дверного проема:
— Заходите в гостиную, я вам сейчас приборы принесу.
Тут я удивилась по-настоящему. Олег Владимирович рассмеялся в голос. To ли настроение у него было хорошее, то ли я его смешила своим видом:
— У нас пока все по-походному, Инна Львовна не приехала еще. Мальчишек собирает. Потом все будут правильно. Обед и ужин — правильные, в столовой и с посчитанными калориями.
Тут стало смешно мне:
— To есть вы не собирались ее увольнять, а меня просто…
— Ну, мне же надо было успеть включить свое обаяние и уговорить вас.
Я вспомнила, как он «включал» свое обаяние.
— Я льщу себе?
Из комнаты, на пороге которой мы застыли, донеслось:
— Олег, может быть, ты представишь мне гостью?
— Прошу.
Гм… Классическая тяжеловесная роскошь — такой навороченный новодел под старину. Высоченные потолки, камин. Белоснежная лепнина. В одной стороне — круглый стол, заставленный всяческими яствами. Там же стоял запотевший графинчик. Судя по блестящим глазонькам мужиков — уже не первый.
— Добрый вечер, — поприветствовала я бывшего солиста. Вот кто глубокой ночью в гостях у бизнесмена.
— Добрый, — поднялся он. Мощный, красивый. И с потрясающей энергетикой. Вот непонятно, какой человек, что за характер, а энергией, которая идет от него, просто хочется напиться. А ведь это он и петь не начал. Мда, такого потерять…
— Позволь представить тебе Олесю Владимировну, — сделал широкий жест рукой бизнесмен. — Олеся Владимировна, это… Сергей… Гм… Сереж?
— Юрьевич.
— Очень приятно, Сергей Юрьевич, — улыбнулась я.
— С ума сойти, как официально, — широко улыбнулся певец, склонившись над моей рукой. Теплые губы коснулись моих пальцев. Олег Викторович отчего-то нахмурился и мрачно произнес:
— Олеся Владимировна у нас учитель. И к такому официозу привыкла.
Какие-то еще слова были у него на губах, но он решительно прогнал их — и пошел к выходу из комнаты, проворчав: «Вас надо покормить».
— Олеся Владимировна, не обижайтесь, но… Вы действительно надеетесь справиться? — сел напротив меня певец.
— Главное, в этом уверен Олег Викторович. И переубедить в обратном его не удалось.
— И не удастся! — донеслось откуда-то.
— Как-то так.
— Очаровательно, — улыбнулся солист. — И какие у вас планы?
— Пока наблюдать.
— И что вы увидели?
— Что вы, допустим, человек, не склонный к скандалам. Вы ненавидите выяснений отношений, вы терпеливы, но вашего терпения хватает на одиннадцать месяцев. Потом вы просто уходите без объяснений. Просто… в туман. Никакого плана на сольную деятельность у вас не было.
— Вы ведьма?
— Я — учитель. А на ютубе чудесные ролики, смотреть их — одно удовольствие. И, главное, все с датами.
— И вы их смотрели?
— Я серьезно отношусь к работе.
— Так что же я не стал терпеть?
— Как я поняла, у вас случился конфликт с… Длинноволосый?
— Лева.
— Именно. Вам никто не говорил ничего грубого. Нет. Я так поняла по движениям и жестам, что вокалистам такого уровня это и не надо. Изменились взгляды. К вам просто начали вставать спиной, когда вы пели. Позволяли себе разговаривать или засмеяться, когда у вас был сольный кусок. Беззвучно, чтобы не портить запись. Но вы спиной это чувствовали. Вы старались. Лучше петь, старательнее интонировать. Но становилось все хуже и хуже.
— Олег, — солист откинулся на спинку стула, глядя на меня с какой-то опаской, — я беру свои слова. И мнение заодно. Все беру обратно. Это не учитель, это — колдунья.
— Ха, — передо мной появилась тарелка, вилка и нож.
Я кивнула. А что они хотят — вот много-много лет назад, у меня был конфликт в седьмом классе между мальчишками, дрались серьезно, с упоением, чудом без серьезных членовредительств… Вот там мы мозги сломали. Что делать? Как остановить? Чтобы никто не покалечился? Как произошло. С чего? Вот с чего вдруг в нормальном классе, подобранном и до того дружном, такая вот… беда.
Разрешилось все случайно. Я шла домой — и услышала около помойки родные до боли голоса.
— Долговцы поганые!
— Свободовцы уродские.
И много других выразительных эпитетов.
Я кинулась, соображая. Свободовцы и долговцы — это было из игры «Сталкер», которая вышла в том далеком году — самая первая, самая-самая. Мужское население фанатело ей до жути. Массово. И нас это не минуло. А мальчишки в классе разделились. Просто разделились на группировки и привнесли это в настоящую жизнь.
Потом, на выпускном, они говорили, что реально испугались, когда я