Кура. Плавленый сырок. Зелень. Когда-то мы его называли блюдом последней надежды. Целую жизнь назад.
Резко отворачиваюсь. Понимаю, что злюсь. На него. На себя. На эту дурацкую ночную ситуацию.
Слишком интимно. Слишком по-прежнему. Слишком накатывает…
Достаю маленькую кастрюльку из холодильника – готовить я стала намного меньше, надо отметить. Включаю конфорку, старательно смотрю на постепенно алеющий круг на плите. Словно оттуда мне придет озарение.
– Аня…
Он оказывается у меня за спиной. Еще не касается. Пытаюсь унять дрожь. Найти здравый смысл. И разорвать это колдовство. Сердце колотится, воздуха не хватает. Закрываю глаза. Чувствую его дыхание на своих волосах. И потрясенно осознаю, что чувствую его каждой частичкой кожи, каждым волоском. И что-то во мне ликует. Жадно. Неистово.
«Ну же! Не медли!»
С трудом я подавляю на вылете этот всхлип. Не произношу вслух, но Артур – готова поклясться – ощущает его, ловит его, слышит.
– Аня, – одним дыханием повторяет он.
И кладет ладони на мои обнаженные плечи: тонкие бретельки не в счет. Мы оба захлебываемся воздухом. В такт. Разом. Он чувствует мою дрожь. И медленно-медленно склоняется. Прикосновение губ – как нежная забытая мелодия, которая вдруг начинает звучать в тебе. Да так, что ты забываешь обо всем. И летишь. Свободная, счастливая.
Рука забирается под волосы, приподнимает их. Счастливый вздох. Артур бережно касается шеи губами. Стонет. Прижимается всем телом. Ох, насколько он возбужден! Практически как я сама.
– Девочка моя… Любимая, – горячечно шепчет он. – Как я скучал.
Он подхватывает меня на руки. И… он везде. Снова захватывает в плен, я снова готова покоряться… И весь мой бунт, все попытки стать свободной и счастливой… Все оказывается напрасным.
Ярость. Светлой полосой, как молния, вспыхивает у меня перед глазами ярость. Заставляет закипеть кровь. И прогоняется колдовство его прикосновений.
– Нет, - произношу я. И сама удивляюсь тому, что говорю. И тому, что я смогла хоть что-то сказать.
– Аня? – он еще не верит.
– Прекрати. Пожалуйста, – непослушными губами, через силу.
– Любимая… – и снова не верит, как всегда, только он, только его чувства.
– Довольно, Артур, – мой голос становится громче, ярость прорывается…
Меня наконец-то слышат.
Артур как-то неловко ставит меня на пол, сильные, нежные руки не хотят отпускать, скользят по моему обнаженному телу в последней нежности. В последней попытке что-то изменить.
– Нет, - повторяю я. Голос дрожит. Резко отворачиваюсь, поднимаю со стола ночную рубашку, невесть когда с меня слетевшую, надеваю обратно.
Суп – в тарелку. Молоко – в кружку. Разогреть в микроволновке. Сода на кончике ножа и сливочное масло. Гадость – знаю. Но… надо? Заслужил.
– Аня, – Артур пытается меня удержать рядом, когда я все это ставлю на стол.
– Приятного аппетита, – твердо говорю я и выпутываюсь из его рук, отхожу.
– Объясни, - кричит он, морщится от боли, хватается за горло.
А вот не надо забывать про голосовой покой. Доктор предупреждала.
– Я прекрасно прожила без всех этих объяснений. Ты прожил тоже.
Он издает бешеный хрип:
– Прекрасно?! Да я…
– Не кричи, – обрываю его. – Катя спит.
И ухожу с кухни.
Ушла. Тихо закрыла за собой обе двери. И на кухню. И в спальню.
Приготовившись бодрствовать до утра, я… заснула. А проснулась под тишайший разговор на кухне:
– Так почему вы пришли вчера? – шепотом, но вполне живенько спрашивал Артур.
– Ну-у-у, – отвечала Катя. Исчерпывающе.
– То есть ты что-то начудила?
- Па-ап. Тебе говорить нельзя.
– А тебе зато можно, – беззвучно смеется он.
Катя тяжело вздыхает. Я выбираюсь в коридор: вот любопытно, заметит он или нет изменения во внешности дочери? Видимо, любопытно это не только мне, потому как наша девочка вполне себе раздраженно интересуется:
– Пап. Ну посмотри на меня внимательно. И скажи, что изменилось?
– Цвет волос ужасный, конечно, – спокойно отвечает он. – И прическа, прости, малыш, не лучше. Но в целом для того стиля в музыке, что ты мне вчера показывала – пойдет. Хоть пирсинг в нормальной конторе делала?
Я. Его. Убью!
И за восторженный вопль дочери, в котором ясно прозвучало: вот он, лучший в мире папа, а не какая-то там мать истеричка. Убью и закопаю. А слезами поливать не стану. Не дождетесь.
– То есть ты ругаться не будешь? – все-таки уточняет Катя.
– Если это все, что так огорчило маму – то нет. Просто в следующий раз подойди заранее. И озвучь. Я тебя к нормальному стилисту отведу.
Не просто убью. Мучительно убью. Гад!
Хотя, вот любопытно, что ответит дочь? Про скрипочку. И пытки. Я от интереса даже злиться немного перестала.
– Ой, папочка, ладно. Я опаздываю.
Какая умненькая девочка! В школу она опаздывает, в ту самую, куда больше не пойдет, потому что отстой. Только папе об этом говорить не надо, он же не мама-истеричка.
– Катя, – что-то подозревает Артур.
– Вечером увидимся? – нежным и наивным голосочком, никак не подходящим зеленой бунтарке.
– Думаю, да, – едва преодолев долгую-долгую паузу говорит Артур.
Его подозрения забыты, Катя талантливо перехватила инициативу. И в кого такая?
– Только не говори, что вы с мамой уже поругаться успели, – переходит в наступление ребенок.
– Нет, но…
– Папа!
И столько строгости в голосе. Вот спрашивается – кто кого отчитывать должен, а?!
– Хорошо-хорошо. До вечера, котенок.
Котенок? Это – котенок? Да ты не заметил, как твоя дочь стала почти взрослой и превратилась в твою копию. Боже мой. Тот же звездный характер, чтоб без мыла в любую… щель. За что мне это все?!
Глава пятая
Прошу не ломать мои нервные клетки.
Там живут нервные тигры
(С) ВК
– Ой, а вы снова с Артурчиком?
Я посмотрела на улыбающуюся барышню, что всем своим видом желала изобразить наивность и романтизм. Такая милота-милота: губки бантиком, глазки как у куколки. Ресничками хлоп-хлоп. Из новых приобретений театра. Всего полгода после учебного заведения, всего полгода в Оперетте, а свары в коллективы пошли нешуточные. Причем на ровном месте, даже не за роли. А так. За идею. Кто что про кого сказал, мелочи всякие полезли. Мелочи-то мелочи, а скандалы знатные.
Не сказать, что до этого мы все жили по принципу «один за всех – и все за одного». Нет. Не то направление деятельности. Но было на порядок спокойнее. А тут…
Совпадение? Возможно.
Тем временем я продолжала просто смотреть на девчонку. Моя ж ты овечка! Рановато мнишь себя тигрицей, зубки хоть и ядовитые, а еще молочные. Она задергалась