Мокриц хорошенько обдумал это и спросил с особой осторожностью:
– Что случится, если я отвечу «да»?
– Тебя будет ждать новая карьера, господин фон Липвиг, полная приключений и испытаний.
Мокриц нервно переступил с ноги на ногу. Не нужно было оглядываться, чтобы понять, что кто-то уже встал у дверей. Кто-то умеренно внушительного телосложения, в недорогом черном костюме и без капли чувства юмора.
– И, чисто теоретически, что случится, если я отвечу «нет»?
– Ты можешь выйти вон в ту дверь, и мы больше не будем возвращаться к этой теме.
Другая дверь. Через ее порог он не переступал.
– Вот в эту? – Мокриц встал и указал на дверь.
– Совершенно верно, господин фон Липвиг.
Мокриц повернулся к Стукпостуку:
– Одолжи мне свой карандаш, пожалуйста. Благодарю.
Он подошел к двери и отворил ее. Там он театральным жестом приложил ладонь к уху и бросил карандаш.
– Посмотрим, как до…
Тюк! Карандаш отскочил и покатился по самому что ни на есть твердому полу. Мокриц подобрал карандаш, уставился на него и побрел обратно на свое место.
– Разве не там раньше была глубокая яма, утыканная кольями? – спросил он.
– Ума не приложу, с чего ты это взял, – ответил лорд Витинари.
– Точно была, – не унимался Мокриц.
– Стукпостук, как ты думаешь, почему наш дорогой господин фон Липвиг полагает, что за этой дверью когда-то была глубокая яма, утыканная кольями? – спросил Витинари.
– Понятия не имею, откуда у него могли возникнуть такие мысли, милорд, – пробормотал Стукпостук.
– Я очень доволен работой на Почтамте, между прочим, – сказал Мокриц и поймал себя на мысли, что как будто оправдывается.
– Кто бы сомневался. Из тебя вышел выдающийся главный почтмейстер, – сказал Витинари и повернулся к Стукпостуку. – Здесь мы закончили. Можно приступать к утренней корреспонденции из Орлеи. – С этими словами он бережно вложил письмо в конверт.
– Да, милорд, – отозвался Стукпостук.
Тиран Анк-Морпорка погрузился в работу. Мокриц бессмысленно наблюдал за действиями Витинари, который вынул из ящика стола небольшую, но увесистую на вид шкатулку, достал оттуда палочку черного сургуча и накапал его на конверт с таким сосредоточенным видом, что Мокрица это взбесило.
– Это все? – спросил он.
Витинари поднял на него взгляд, как будто удивленный тем, что он еще здесь.
– Конечно, господин фон Липвиг, можешь быть свободен.
Он отложил сургуч и достал из шкатулки черный перстень с печаткой.
– И все, и никаких проблем?
– Нет, ровным счетом никаких. Ты стал образцовым гражданином, господин фон Липвиг, – сказал Витинари, аккуратно впечатывая в остывающую лужицу литеру V. – Каждый день в восемь утра ты на ногах, в восемь тридцать – на рабочем месте. Ты превратил Почтамт из ходячей катастрофы в хорошо отлаженный механизм. Исправно платишь налоги и, мне тут шепнули, метишь на место председателя Гильдии Купцов в будущем году. Похвально, господин фон Липвиг!
Мокриц собрался уходить, но задержался.
– И что не так с местом председателя Гильдии Купцов? – поинтересовался он.
Медлительно и с невероятным терпением лорд Витинари убрал перстень обратно в шкатулку, а шкатулку – в ящик стола.
– Прошу прощения, господин фон Липвиг?
– Вы просто сказали это таким тоном, как будто тут что-то не так.
– Уверен, что я этого не делал. – Витинари перевел взгляд на секретаря. – Стукпостук, разве в моих словах просквозила уничижительная интонация?
– Нет, милорд. Вы неоднократно отмечали, что купцы и торговцы являются оплотом нашего города, – ответил Стукпостук, протягивая патрицию толстую папку.
– Мне вручат настоящую золотистую цепочку, – сказал Мокриц.
– Слышишь, Стукпостук, ему вручат настоящую золотистую цепочку, – проговорил Витинари, вчитываясь в очередное письмо.
– И что в этом плохого? – возмутился Мокриц.
Витинари поднял на него взгляд, исполненный искусно подделанного недоумения.
– Как твое здоровье, господин фон Липвиг? Кажется, у тебя какие-то проблемы со слухом. Тебе пора спешить. Почтамт открывается через десять минут, и ты наверняка захочешь, как всегда, подать хороший пример своим сотрудникам.
Когда Мокриц вышел, Стукпостук тихонько положил перед Витинари папку. Досье было подписано: «Альберт Стеклярс/Мокриц фон Липвиг».
– Благодарю, Стукпостук, но зачем мне это?
– Смертный приговор Альберту Стеклярсу все еще действителен, – прошелестел Стукпостук.
– А. Понимаю. Ты думаешь, я захочу указать господину фон Липвигу на то, что его криминальное альтер-эго все еще можно казнить? Ты думаешь, я намекну ему, что мне достаточно просто сообщить газетам о потрясении, которое я испытал, когда внезапно выяснилось, что наш достопочтенный господин фон Липвиг на самом деле криминальный талант, фальшивомонетчик и аферист, который награбил сотни тысяч долларов, разоряя банки и пуская по миру честных предпринимателей? Ты думаешь, я стану угрожать, что направлю самых надежных своих ревизоров в бухгалтерию Почтамта, где, вне всякого сомнения, будут выявлены вопиющие хищения? Ты думаешь, что там они недосчитаются, скажем, целиком всего пенсионного фонда Почтамта? Ты думаешь, я заявлю всему свету, какой ужас испытываю от того, что негодяй фон Липвиг сумел избежать петли палача при помощи неизвестных пособников? Проще говоря, ты думаешь, я захочу втолковать ему, что могу затащить его так низко, что всем его бывшим товарищам придется садиться на корточки, чтобы плюнуть на него? Такого ты мнения, Стукпостук?
Секретарь уставился в потолок. Секунд двадцать он молча шевелил губами, пока Витинари продолжал заниматься бумагами. Потом он оторвался от потолка и ответил:
– Да, милорд. В общих чертах.
– Видишь ли, Стукпостук, человека можно укротить и другим способом.
– Болевым, милорд?
– Ах, Стукпостук, ты знаешь, как я ценю твое выпестованное отсутствие воображения.
– Да, сэр. Спасибо, сэр.
– На самом деле нужно позволить человеку самому потянуться за пряником и подождать, пока он схватится за кнут.
– Не уверен, что до конца понимаю вас, милорд.
Лорд Витинари отложил перо.
– Всегда принимай в расчет индивидуальный образ мысли, Стукпостук. Каждый человек – это замок, и к каждому замку есть ключ. Я возлагаю большие надежды на господина фон Липвига в надвигающемся конфликте. В нем все еще живы криминальные инстинкты.
– Откуда вам это известно, милорд?
– Да так, разные мелочи, Стукпостук. Самой убедительной мне кажется та, что он вышел отсюда с твоим карандашом в кармане.
Собрания. Бесконечные собрания. На них было невыносимо скучно, отчасти поэтому они и были собраниями. Не в одиночестве же скучать.
Почтамт уже не открывал новые горизонты. Почтамт уже открыл все горизонты. Теперь этим горизонтам требовались сотрудники, а сотрудникам графики дежурств, оклады и пенсии, а здания нуждались в ремонте и уборке помещений, а еще были графики приема товара, и дисциплинарный порядок, и инвестиции, и далее, и далее…
Мокриц в унынии глядел на письмо от госпожи Эстрессы Партлей из комитета «Гномы на высоте». Оказывается, на Почтамте служило мало гномов. Мокриц отметил, и весьма справедливо, как ему казалось, что каждый третий работник Почтамта был гномом. Она ответила, что не в