— Хотелось бы, чтобы с нами был Старый Винсент, — сказал Калеб Разрушитель, бесцельно вороша угли.
— Ну, все, ему пришел конец, — резко сказал Маздам Дикий. — Мы говорили, что не будем упоминать об этом.
— Но мы же идем к… богам, и я надеюсь, что этого не случится со мной. Чего-нибудь навроде того… этого ни с кем не должно случиться.
— Ага, верно, — сказал Маздам.
— Он был славным малым. Брал все, что мир кидал ему.
— Хорошо.
— А затем душил…
— Мы все знаем! А теперь заткнись!
— Обед готов, — сказал Калеб, вытаскивая из угольков дымящуюся пластину сала. — Кому славный моржовый стейк? Тебе, господин Симпатяга?
Они повернулись к внешне похожей на человеческую фигуре, которая опиралась на валун. Ее очертания было сложно определить из-за веревок, но совершенно точно, что одета она была в яркие разноцветные одежды. Но тут яркие одежды были неуместны. Это была земля звериных шкур и кожи.
Малыш Вилли подошел к разноцветному тюку.
— Мы вынем кляп, — сказал он, — если ты обещаешь не орать.
Безумные глаза постреляли по сторонам, затем голова с кляпом кивнула.
— Молодца. Жри свой классный моржовый… эм, кусок, — сказал Малыш Вилли, вытащив тряпку.
— Как посмели вы тащить меня весь… — начал менестрель.
— Слушай сюда, — сказал Малыш Вилли, — нам совершенно не хочется вставать и давать тебе в ухо, когда ты начинаешь так вести себя, ясно? Будь благоразумным.
— Благоразумным? Когда вы похитили…
Малыш Вилли вставил кляп обратно.
— Тощий никчемный кусок, — глухо сказал он, глядя в злобные глаза. — У тебя даже арфы не было. Что за бард без арфы? Только какой-то деревянный горшок. Дурацкая фигня.
— Это зовется лютней, — сказал Калеб со ртом, набитым моржом.
— Чиво?
— ЭТО ЛЮТНЯ, ХЭМИШ!
— Айе, а я какой лютый!
— Ну, это чтобы петь такие слащавые песенки девчонкам, — сказал Калеб. — Про… лютики-цветочки всякие. Романтика.
Орда знала мир, хоть активные действия и были за границами их занятой жизни.
— Удивительно, что за песни нравятся девчонкам, — сказал Калеб.
— Ну, когда я был пацаном, — сказал Маздам, — то чтобы понравится девчонке, надо было отрезать своему злейшему врагу башку и принести ей.
— Чиво?
— Я СКАЗАЛ, ЧТО НАДО БЫЛО ОТРЕЗАТЬ ГОЛОВУ ЗЛЕЙШЕМУ ВРАГУ И ПОДАРИТЬ ЕЙ!
— Да, романтика — это прекрасно, — сказал Стукнутый Хэмиш.
— А че делать, если у тебя нет злейшего врага? — спросил Малыш Вилли.
— Можно попробовать отрезать башку кому-нибудь еще, — сказал Маздам, — и тогда у тебя сразу появится злейший враг.
— Теперь как-то цветы больше в ходу, — задумчиво отозвался Калеб.
Маздам пристально следил за пытающимся освободиться лютнистом.
— Никогда бы не подумал, что босс попрет за собой эту штуку, — сказал он. — Кстати, а где он?
* * *Несмотря на полученное образование, у лорда Ветинари был технический склад ума. Если хочется открыть что-нибудь, то надо лишь найти подходящую точку и приложить минимум необходимых усилий, чтобы довести все до конца. Возможно, точка окажется между парой ребер, а силу прикладывать придется через кинжал, или между двумя воющими странами и прикладываться будет через армию, но важно было найти одну слабую точку, которая будет ключом ко всему.
— Значит, теперь вы бесплатный Профессор Безжалостной и Необычайной Географии? — спросил он у доставленной ему фигуры.
Волшебник, известный как Ринсвинд, медленно кивнул, осознавая, что это навлечет на него новые беды.
— Эм… да?
— Были ли вы у Пупа?
— Эм… да?
— Можете описать территорию?
— Эм…
— Как выглядел пейзаж? — подсказал Ветинари.
— Эм… расплывшимся, сэр. Меня тогда преследовали.
— Серьезно? И почему же?
Ринсвинд казался ошарашенным.
— О, я никогда не останавливался, чтобы спросить, зачем люди гонятся за мной, сэр. Я никогда не оглядывался. Это было бы очень глупо, сэр.
Лорд Ветинари сжал переносицу.
— Тогда просто расскажите, что вам известно о Коэне, пожалуйста, — утомленно сказал он.
— О нем? Он просто герой, который никогда не умирал, сэр. Иссохший старик. Не очень смышленый, серьезно, но он настолько хитер и коварен, что невозможно себе представить.
— Вы дружите с ним?
— Ну, мы встречались пару раз, и он не убил меня, — ответил Ринсвинд. — Думаю, это вполне можно считать, что да.
— А что насчет тех стариков, что сопровождают его?
— О, это не старики… ну, то есть, да, они старики… но это… это его Серебряная Орда, сэр.
— Это Серебряная Орда? Все они?
— Да, сэр, — ответил Ринсвинд.
— Но мне казалось, что Серебряная Орда завоевала всю Агатовую Империю!
— Да, сэр. Это они и были, — Ринсвинд закивал. — Понимаю, сэр, это тяжело укладывается в голове. Но вы не видели, как они дерутся. Они опытны. А фишка в том… самая главная фишка Коэна в том, что… он заразен.
— Вы хотите сказать, что он заражен чумой?
— Это как умственная болезнь, сэр. Или магическая. Он ведет себя, как бешеный горностай, но… те, кто проведут некоторое время рядом с ним, начинают смотреть на мир его глазами. Всего много и все просто. И им хочется присоединиться к нему.
Лорд Ветинари рассматривал кончики пальцев.
— Но я так понял, что эти люди осели на одном месте и стали очень богаты и влиятельны, — сказал он. — Разве герои стремятся не к этому? Сокрушить мировые престолы и попрать их своими сандалиями, как говорят поэты?
— Да, сэр.
— Так что же это такое? Последний бросок кости? Зачем?
— Я не могу понять, сэр. Думаю… они получили все.
— Ясно, — сказал патриций. — Но всего оказалось недостаточно, да? В передней перед Овальным Кабинетом патриция шла жаркая дискуссия. Раз в несколько минут в дверь протискивался секретарь и клал на стол новые пачки бумаги. Патриций изучал их. Возможно, подумалось ему, вполне можно дождаться, пока кипа всеобщих советов и указаний станет высотой с Кори Челести, и просто засесть на ее верхушке.
Сила, напор и позиция «смог-сделал».
Так что, как человек, который должен встать и что-то сделать, лорд Ветинари встал и пошел. Он отпер секретную дверь в обшивке и через мгновение в молчании скользил по секретным переходам своего дворца.
В подземельях дворца содержалось много узников, заключенных «для удовольствия его светлости», а так как лорд Ветинари редко получал удовольствие от узников, то они были заключены в основном довольно далеко. Тем не менее, сейчас он направлялся к самому необычайному заключенному, живущему на чердаке.
Леонард Щеботанский никогда не совершал преступлений. Он рассматривал своих соплеменников с милостивым любопытством. Он был мастером своего дела и к тому же умнейшим