Хайдеггер утверждает, что нет таких вещей, как истина и неистинность, которые были бы строго различены, подобно белому и черному. Вы всегда пребываете в истине. Вы всегда пребываете в каком-то более-менее низком разрешении, в jpeg-версии истины с низким dpi, то есть в какой-то общепринятой, публичной более-менее истине (этот удобный термин Стивена Колберта мы впервые использовали во введении). Я знаю, что аналогия с jpeg работает не вполне надежно. В самом деле, ни одна аналогия не может быть абсолютно надежной. Аналогия истины как чего-то более или менее пикселизированного и сама более или менее пикселизирована.
Красота также более-менее истинна. На самом деле, поскольку я не Кант, я буду говорить, что красота — это не ощущение мысли, а ощущение истины (truthfeel). Если вы хотите использовать термины, которые сегодня применяются учеными, можно сказать, что она истиноподобна. Теперь, если задуматься, станет ясно, что мы подошли к моменту, когда должны признать легкий поворот в нашей аргументации. Мы критиковали фактоиды, поскольку они нас путают, но почему они вообще способны путать? Дело в том, что мы почему-то не распознаем ложные вещи в качестве ложных. Отсюда следует, что нет тонкого или жесткого различия между истинным и ложным. В каком-то странном смысле все истинные утверждения более-менее истинны. Нет строго заданной точки или жесткой границы, на которой более-менее истинное становится на самом деле истинным. Все вещи всегда немного сикось-накось. Мы всегда прокладываем путь наощупь. Какие-то идеи звучат неплохо. Ощущение истины. «И могло бы так статься, что вы живете в эпоху массового вымирания».
Феномен антропоцена«Антропоцен» — название, которое дали геологическому периоду, в котором созданные человеком материалы образовали в земной коре отдельный слой: так, отдельную, совершенно очевидную страту сформировали всевозможные виды пластика, бетона и нуклеотидов. Сегодня начало антропоцена официально датируется 1945 годом. Это поразительный факт. Можете ли вы вспомнить какой-то другой геологический период, у которого была бы столь же точная дата его начала? И можете ли вы представить себе нечто более жуткое, чем понимание того, что живете в совершенно новом геологическом периоде, отмеченном тем, что люди стали геофизической силой планетарного масштаба?[7]
В истории Земли было пять массовых вымираний. Самое недавнее, уничтожившее динозавров, было вызвано астероидом. До него было массовое пермское вымирание, вызванное глобальным потеплением: оно уничтожило вообще почти все формы жизни. Подобные вымирания, если справиться о них в «Википедии», выглядят точками на хронологической линии, однако на самом деле они занимают продолжительное время, поэтому в тот момент, когда вымирание уже началось, заметить его очень сложно. Они подобны невидимым ядерным взрывам, растянувшимся на тысячелетия. Теперь наша очередь стать астероидом, поскольку вызванное нами глобальное потепление становится сегодня причиной шестого массового вымирания. Возможно, всё стало бы яснее, если бы мы перестали называть его «глобальным потеплением» (и тем более «изменением климата», поскольку это вообще очень слабое выражение) и начали называть его «массовым вымиранием», которое и является суммарным эффектом.
Может прозвучать странно, однако что-то в смутности того факта, что вы каким-то образом попали в антропоцен, ставший причиной шестого массового вымирания как события, происходящего ныне на планете Земля, — что-то в ней на самом деле является существенным и неотъемлемым для факта существования в такую эпоху. Точно так же можно сказать, что синдром смены часовых поясов говорит вам кое-что истинное о способе существования вещей. Когда вы приезжаете в какое-то далекое место, всё кажется немного жутковатым, то есть странным, но знакомым, знакомо странным — и вместе с тем странно знакомым. Выключатель на стене кажется немного ближе, чем обычно, и он вроде как расположен чуть-чуть не там, где следовало бы. Кровать подозрительно тонкая, да и подушка не совсем та, к какой вы привыкли, — это я, кстати, описываю свои ощущения от поездок в Норвегию. Зимой день начинается около десяти утра. В девять часов утра еще совершенно темно. День уже наступил, но не тот, к которому вы привыкли.
Термин, которым Хайдеггер обозначал то, как такие выключатели смотрят на вас, подобно неприметным героям экспрессионистского полотна, — «vorhanden», то есть «наличное». Обычно, когда вы сосредоточены на своих задачах, вещи в каком-то смысле исчезают. Выключатель — просто часть дневного ритуала, вы щелкаете им, вам надо вскипятить чайник, чтобы сделать кофе, то есть вы, другими словами, просто возитесь на кухне в первых лучах утренней более-менее истинности. Вещи вроде как исчезают — они просто тут; они не высовываются. Не то чтобы они совсем не существовали. Они просто не такие странные, теперь они — те версии самих себя, которые меньше давят своей очевидностью. Это качество вещей, которые вроде бы просто вокруг нас, а мы не обращаем на них особого внимания, указывает нам на способ их существования: вещи не существуют в постоянном непосредственном присутствии. Они представляются существующими лишь тогда, когда ломаются, когда становятся иными версиями вещей, к которым мы привыкли. Соответственно, вы занимаетесь своими делами в норвежском отеле, идете спать, а когда просыпаетесь, всё снова выглядит нормальным, и, собственно, именно так на самом деле и существуют вещи; они, как говорит Хайдеггер, zuhanden, то есть подручны или сподручны[8]. Они у вас в руках, как в выражении «взять что-то в свои руки». Есть еще довольно забавная английская его версия: «Держи свои волосы на голове» («Keep your hair on!»), то есть «не кипятись» (предполагается, хотя на это и не обращают внимания, что ты носишь парик…).
Вещи наличны для нас, когда они выпячиваются, когда ломаются. Вот вы бежите по супермаркету, почти все покупки уже сделаны, но тут можно поскользнуться на полу (кто-то слишком хорошо его отполировал). Когда вы поскользнулись и неловко ткнулись в пол, вы впервые замечаете его, его цвет, узор, то, из чего он сделан, даже если он всё это время, пока вы набирали товары, поддерживал вас. Быть наличным, присутствовать — модус, производный от просто «бывания», а это, по Хайдеггеру, означает, что бытие — не наличие, и потому он называет свою философию деконструкцией или деструкцией[9]. Он занимался деструкцией метафизики наличия, которая утверждает, что некоторые вещи реальнее других, причем реальнее они потому, что постоянно наличны.
Норма для одних, катастрофа для другихПодобная нормализация не противоречит истине — такое бывает, и, возможно, она имеет какое-то отношение ко сну в каком-то определенном месте. Но в том