— Кого еще момента⁈ Разве не в наших интересах побыстрее разделаться со всеми формальностями?

— Конечно же! А еще в наших интересах исполнить последнюю волю усопшего, и я, как юрист и духовник свежепредставившегося раба божьего Петра Константиновича, сделаю все возможное, чтобы так и было…

Я не ослышался — духовник и юрист?.. Он князю что, в перерыве между надиктовкой и заверкой бумаг еще и грехи отпускал? Оригинально… Такого человека надо бы держать поближе, а то, гляди, он еще и сантехник с электриком в одном флаконе!

— Этого требует моя совесть и профессиональная репутация! — продолжил голосить в трубку Сперанский. — Но не волнуйтесь, Евгений Михайлович. Петр Константинович Саблин всегда заботился о благе рода и только о нем. А благо рода требует, что определенные строки завещания покойного были прочитаны… публично. А также в присутствии максимального количества свидетелей.

— Вот как? Значит, он собрался делить владения?

— Нет, — твердо сказал собеседник. — Но это все, что я имею право разглашать, Евгений Михайлович. Мы с Петром Константиновичем — старые друзья. Очень старые. И покойный взял с меня слово, что я исполню его последнюю волю в точности. Это необходимо ради блага вашей сестры. Вы же понимаете ее ситуацию?

— Вы про то, что она наследница громадного состояния, а в перспективе еще и должница, каких поискать?

А значит, и я, коль мы с сестрой связаны неразрывными узами. Вместе хоть на войну, хоть в долговую яму, хоть на эшафот, вне зависимости от того, что написано в этих проклятых бумажках.

— Вот-вот, — хихикнул Сперанский, — а еще она невеста на выданье, и много кто захочет прибрать к рукам владения Саблиных!

— Даже при таких долгах?

— Еще бы! Неужели вы думаете, что долги существуют только ради того, чтобы их отдавать и спрашивать? О, нет-нет-нет, молодой человек! В мире простолюдинов долги — это долги, а в мире аристократии долги — тот же товар. Им меняются, их покупают, их наследуют, их проигрывают и выигрывают в карты, за них сражаются… И все ради далеко идущих планов.

— Вы намекаете, что кто-то может использовать долги, чтобы прибрать к рукам наследие Саблина?

— Именно. Присмотритесь к своим кредиторам. Возможно, все они, как ниточки в паутине, ведут к одному пауку. И Петр Константинович, опутанный этими нитями, не мог не понимать, какую ношу он грозит оставить своей любимой внучке в наследство. Хотя не только ей, но и вам, Евгений. И будет очень грустно, если все владения рода Саблиных, которые насчитывают немалое количество колен, уйдут с молотка. И да, для меня это тоже будет трагедией. Все же, уж простите, но я кормлюсь у вашего стола, как верный слуга рода. Кстати, о слугах. Как поживают милые близняшки? Зита, Гита, Вита, Рита и Маргарита? Они же еще не пакуют чемоданы?

— Нет, мы только что приняли у них присягу. А почему…

— Прекрасно! Милые создания! Вам очень повезло с ними! Так, Евгений, если вы не против, но я вынужден умолять вас отпустить меня. Дела зовут, да и вам, думаю, хорошо бы выспаться. Ах да, последнее — вы же собираетесь ехать на вечер к Болконским, который обещает состояться на днях? Кажется, княгиня приглашала вас к себе на похоронах, не так ли?

Вот действительно черт! И откуда он узнал⁈ Впрочем, вокруг нас с княгиней людей было просто дохрена. Не исключено, что и сам Сперанский, навострив волосатые уши, примостился неподалеку — а мы в суматохе и не заметили.

— Да, мы с сестрой будем.

Ведь вечер Болконских — идеальное место, где можно посмотреть в глаза нашим друзьям и врагам! А еще заиметь новых союзников, как и новых противников. Но куда без этого? Видать, завтра нужно еще найти себе нормальный костюм.

— Это правильно, Евгений, тем более, столица уже полнится толками, что Сын Мертвеца — уж простите, но именно так они вас называют — вернулся во Владимир и начинает обустраиваться в усадьбе Саблиных.

— Наверное, говорят, что я убил собственного деда?

— Давайте мы не будем обсуждать эту дрянь на ночь глядя. На вечере сами все увидите и услышите, коли у вас есть глаза и уши. А там, должно быть, соберутся ВСЕ. И я тоже буду. Все! Не смею больше вас задерживать. Доброй ночи.

— Доброй…

И он положил трубку.

Вот тебе на! И что они со старым князем задумали? И что за секретность? Нет, я понимаю, что наследницу нужно официально показать народу, но к чему такие сложности? Как будто никто не понимает, что Настя в любом случае получит все?

Или не все? Или…

Ах, с этими размышлениями рука так и тянется к бутылке. Кстати, где там мой так и не пригодившийся коньяк…

От поисков меня оторвал мотоциклетный рев. Он уже с минуту раздавался где-то на грани слуха, но я как-то не обращал на него внимания. А тут прислушался и подскочил — кажется, это к нам!

Подойдя к окну, я отодвинул штору. Свет фар даже виднелся сквозь ровные ряды деревьев парка…

Телефон снова затрезвонил, и я поднял трубку.

Охрана сообщила, что на всех постах ребята уже стояли на ушах — к нам направлялась целая мотоциклетная банда, да и к тому же во всеоружии!

— Пропусти, это свои, — сказал я, различив среди общего гула знакомое грохотание тачки Рэя — как будто что-то одновременно бурлит, ревет и стреляет. Такое ни с чем не спутаешь!

Вскоре машина Воина дороги показалась у забора. Черт, даже в темноте эту дьявольскую колымагу видно за милю, а он еще и светодиоды себе на кузов прикрутил!

Я сбежал в холл, где меня встретили сосредоточенные близняшки. Все пятеро держали оружие, а их глаза горели огнем.

— Расслабьтесь, это свои, — сказал я и вышел наружу.

Золоченые княжеские ворота отворились, и двор затопил свет десятков фар. Впереди под рычание и бодрый бит мчалась тачка Рэя. Достигнув крыльца, она мощно развернулась на ходу. Колеса завизжали, а через секунду машина застыла прямо перед ступеньками. Музыка сразу затихла.

— Эй-эй-эй, ваше благородие! — высунулась из салона знакомая бородатая физиономия в темных очках. — А вот и Рэй! Есть у вас что-нибудь, чтобы промочить горло?

Вокруг же, рыча на все лады, скапливались мотоциклы. Их было почти двадцать.

Да уж… Представляю, что сейчас творится в головах у парней из охраны. Не успел дедушка отдать концы, как наследнички творят в его усадьбе форменное безобразие! Как бы не пошел слух, что граф Скалозубов, едва въехав в дом родного деда, решил превратить его в притон.

Хотя мы же прекрасно знаем, что аристократы узнают