15 страница из 58
Тема
чем предыдущий. Овего, главный город округа Тайога, расположенный южнее Ричфорда и западнее Бингемтона, стоял на широком красивом изгибе реки Саскуэханна. Он был определенно многолюднее всех мест, которые молодой Джон Д. видел ранее, это была утонченная деревенька с изящными домами вдоль Фронт-стрит, позволявшей мельком увидеть красивую жизнь. Овего пользовался официальным статусом сельского поселения, здесь стояло величественное здание суда, хорошо укомплектованная библиотека, довольно известная школа и другие зарождающиеся признаки культуры. Городок с населением семь тысяч двести человек славился и необычно большим числом живущих здесь писателей и художников.

Возможно, из-за того, что жили они здесь недолго, Рокфеллер никогда не испытывал такую же нежную привязанность к Овего, как к Моравии, но сохранил приятные воспоминания о нем. «Какое красивое место Овего! – воскликнул он однажды. – Как повезло нам расти там, среди красивой природы, с хорошими соседями, культурными людьми, добрыми друзьями»52. Ему забавно было вспомнить, как Овего развенчал его детские провинциальные представления. «Там на вокзале я однажды увидел француза! Только подумайте – настоящего живого француза. И у него были усы – никогда их раньше не видел»53. 1 июня 1849 года, перед самым переездом Рокфеллеров, Овего впервые увидел дым паровоза железной дороги «Эри» – и тысячи зрителей заполонили склоны холмов, чтобы приветствовать поезд, вползающий на станцию под выстрелы церемониальной канонады и звон церковных колоколов. «О поездах мы знали, даже когда я был совсем ребенком, только их было мало, и они были короткие и черные от сажи», – сказал Рокфеллер о транспортных средствах, занявших такое серьезное место в его собственных подвигах54. Железная дорога нарушила изолированность и самостоятельность экономических систем в таких небольших поселениях, каким был Овего, сделала их частью региональных и национальных рынков и одновременно обострила аппетиты местных жителей в вопросе материальных благ, приглашая искать удачи в отдаленных городах.

Рокфеллеры жили в трех милях (около 5 км) к востоку от города, среди мягких пасторальных лугов и рощиц у реки. Из двух домов, которые они занимали во время пребывания в Овего, второй был поменьше, поэтому можно сделать вывод, что Билл и Элиза столкнулись с финансовыми проблемами, и им пришлось урезать расходы. Из второго дома – больше напоминавшего коттедж, а не ферму, – открывался прекрасный вид на мутноватые воды извилистой Саскуэханны с лесистым силуэтом Большого острова (позже остров Гайавата) и занавесом из голубых холмов в отдалении. В таком уютном местечке Джон делил постель с Уильямом. «Это был маленький домик, – предавался воспоминаниям Джон спустя годы, – но наш милый домик»55.

Возможно, Билл выбрал Овего потому, что для человека, занимающегося лесозаготовками, здесь имелись заметные преимущества. Во время разливов по реке Саскуэханна легко было сплавлять плоты, и в результате в городе появилось несколько лесопилок. Могло иметь значение и то, что 27 сентября 1849 года, прямо перед переездом Рокфеллеров, ужасный пожар уничтожил сто четыре дома в центре Овего, пламя пощадило только три лавки; катастрофа предвещала повышенный спрос на лес, так как город перестраивался. И наконец, город имел репутацию мекки самозваных докторов. По воспоминаниям одного из жителей Овего: «После Гражданской войны их тут жило с десяток»56.

За три года в Овего эскапады Билла, казалось, стали еще более непредсказуемыми, чем раньше. Появлялся он в городе редко и ненадолго, но хорошо запомнился изумленным местным жителям. «Он был лучше всех одет на мили вокруг, – вспоминал близкий сосед. – Никогда не появлялся без своего изящного цилиндра»57. Элиза уже близилась к сорока годам, многие тяжелые испытания отразились на ней, лицо теряло цветение молодости, становилось суровым и тонким. Горожане говорили о ней как о приветливой, воспитанной, благопристойной леди, днем навещавшей соседей, всегда одетой в черное шелковое платье, похожее на траурные одежды вдовы. Ее хвалили за строгую дисциплину, аккуратный вид и силу духа. При всех ее тяготах она уже не казалось такой отчаявшейся, как в Ричфорде и Моравии, как будто привыкла к своей ноше и смирилась с отсутствиями Билла.

Билл, которого Элиза когда-то считала преисполненным важности властным мужем, теперь был безвозвратно изобличен, как подлец, и упал в ее глазах. Крушение иллюзий о ее красавце муже, возможно, упростило дела дома. «Семью растила именно она, – сказал один из знакомых, – отец, даже когда был дома, не вмешивался в ее порядки. А порядки были строгие»58. Другой сосед назвал ее «необычайно ясно мыслящей и толковой христианской матерью. Наверное, сегодня ее наказания показались бы строгими и даже суровыми, но, хотя она заставляла детей слушаться и не позволяла сидеть без дела, дети любили ее, так же, как она любила их»59. Шутки с такой матерью были плохи. Однажды Элиза была больна и лежала в постели, и тут выяснилось, что Джон не выполнил ее поручение и приговор не заставил себя ждать: мать отправила его к Саскуэханне выбрать ивовый прут. С молчаливой хитростью, которая станет его характерной чертой, он надрезал прут ножом в нескольких местах, чтобы он согнулся и сломался после первых ударов. Элизу провести не удалось. «Пойди и принеси другой прут, – распорядилась она, – и смотри, чтобы на этот раз он не был изрезан»60.

Элиза, должно быть, находила религиозную атмосферу Овего благоприятной. Джон сохранил неизгладимый образ Овего – он стоит за домом и слышит, как Элиза молится вслух в спальне наверху. Местные баптисты были деятельными людьми, евангелистами, каждую зиму они проводили множество раскаявшихся грешников на лед Саскуэханны, вырезали полыньи и крестили людей. По воскресеньям соседи подвозили Элизу и детей в баптистскую церковь в деревне. Детей воодушевило одно из занятий в воскресной школе, посвященное прощению, и они завели обычай, говорящий о том, насколько религия пропитала их жизни. Каждую ночь, ложась спать, дети поворачивались друг к другу и спрашивали: «Ты прощаешь меня за все, что я сделал тебе сегодня?»61 Когда они засыпали, атмосфера уже очищалась от всех взаимных упреков и отравляющего гнева.

В Овего Элиза все больше стала полагаться на Джона, как будто учила его быть всем, чем так и не стал Билл. Как и мать, без Билла Джон казался сильнее, выходил из его тени и становился самостоятельной личностью. Многочисленные обязанности приучили его к большой нагрузке. Когда он не был в школе, он колол дрова, доил корову, носил воду из колодца, ухаживал за садом и ходил по магазинам, одновременно присматривая за младшими детьми в отсутствие матери. «Я был приучен делать столько дел в возрасте десяти или одиннадцати, сколько было мне по силам», – отметил он позже62.

Как временно занявший место Билла, он строго контролировал семейный бюджет и научился трезво оценивать мир. Однажды он потратил три дня, помогая местному фермеру копать картошку

Добавить цитату