Множество людей спускалось вместе с ними по грязной дороге, резко уходившей вниз, к гавани. В самом Бингем-Сити никто не жил — сюда лишь приезжали на работу. Производство здесь было круглосуточным, работали посменно. Лехи тоже работал посменно. Он и его семья жили за Иорданским проливом, на Вышегоре. Хуже места для проживания трудно себе представить. Выбраться оттуда можно было только на пароме в пять утра, а возвращаться домой приходилось в четыре часа дня тем же видом транспорта. Лехи предложили после работы приходить на пару часов в школу, но Дивер счел это глупостью и постоянно отговаривал Лехи. Он был убежден в том, что, отнимая слишком много времени, школа мало что дает и является пустым делом. Вот и сейчас продолжалась эта дискуссия.
Мне надо ходить в школу, — сказал Лехи.
Скажи-ка мне, сколько будет два плюс два, неужели ты этого еще не знаешь?
— Ну хватит тебе.
— Вполне достаточно четырех классов, а дальше учиться ни к чему.
Дивер слегка толкнул своего собеседника. Обычно Лехи отвечал ему тем же, но на этот раз удара не последовало.
— Пойди-ка попробуй получить нормальную работу без свидетельства об окончании шести классов. А у меня оно уже почти в кармане.
Они подошли к парому. Лехи вытащил свой пропуск.
— Так ты завтра идешь со мной или нет?
Лехи скорчил гримасу:
— Я не знаю, Дивер. Ведь могут арестовать уже за то, ты там просто шляешься. Глупо так рисковать. Говорят, что в этих старых небоскребах происходят совершенно невероятные вещи.
— Мы не будем заходить в небоскребы.
— А там, куда ты намерен проникнуть, Дивер, даже еще более невероятные. Я не хочу туда идти.
Ну да, ангел Морония[2], наверное, только и ждет того, чтобы выскочить и погрозить тебе пальцем.
— Не говори так, Дивер.
Дивер стал его щекотать. Лехи с хохотом попытался увернуться.
— Прекрати, урод! Хватит. Вообще-то статуя Морония была перенесена на монумент Соленого озера, который находится на вершине горы. И он постоянно охраняется.
— Во всяком случае, эта статуя покрыта листами золота. Говорю тебе, там внизу, в Храме, эти старые мормоны спрятали тонны золота. Оно только и ждет человека, который не побоится призрака Многоженца Янга[3] и…
— Заткнись, сопляк, понял? Нас могут услышать! Оглянись, мы не одни!
И это было сущей правдой. Некоторые из присутствующих внимательно на них смотрели. Впрочем, Дивер уже давно заметил, что пожилым людям нравится наблюдать за молодежью. Видно, это помогало старым пердунам смириться с тем, что они выброшены на обочину жизни. Они словно говорили: «Ладно, пусть я скоро умру, но я, по крайней мере, не такой идиот, как ты». Дивер же, глядя прямо на женщину, не сводившую с него глаз, бормотал: «Ладно, я идиот, но по крайней мере я не умру».
— Послушай, Дивер, ты всегда это говоришь там, где тебя могут услышать?
— Да, верно.
— Во-первых, Дивер, они еще не скоро умрут. Во-вторых, ты, несомненно, идиот. И в-третьих, уже подошел паром. — Лехи слегка ткнул Дивера в живот.
В притворной агонии Дивер перегнулся пополам.
— Эй, вы только посмотрите, как неблагодарен этот малец! Я отдал ему последний кусок хлеба и вот что получаю взамен.
— Никто не говорит с таким акцентом, Дивер! — крикнул Лехи.
Паром уже отошел от берега.
— Завтра в полшестого! — крикнул Дивер.
— Не пудри мне мозги, ты никогда не встанешь в полпятого…
Однако шум, производимый паромом, фабриками и грузовиками, заглушил конец фразы. Впрочем, Дивер догадывался, чем она могла закончиться. Несмотря на свои шестнадцать лет, Лехи был отличным парнем. Дивер знал, что, когда женится, его жене обязательно понравится Лехи. А будущей жене Лехи понравится Дивер. По-другому и быть не могло, ведь в противном случае ей придется поискать другого мужа. Домой, в Форт-Дуглас, он поехал на трамвае. Потом пошел пешком к старым баракам, в одном из которых Рейн разрешила ему остановиться. Судя по всему, здесь когда-то было складское помещение, а теперь она хранила и нем швабры и моющие средства, но места вполне хватило и для того, чтобы поставить койку. Здесь было не особенно просторно, но зато Дивер жил на острове Окнирр и в то же самое время находился не слишком близко от вонючих, задымленных и шумных фабрик. Здесь он мог, по крайней мере, выспаться, и это было главное, поскольку большую часть времени он проводил за рулем грузовика.
Вообще-то, эту комнату нельзя было назвать домом. Скорее, домом Дивера было помещение, в котором обитала Рейн. Именно здесь, в дальней части бараков, продуваемой сквозняками, эта коренастая неряшливая женщина вдоволь обеспечивала его хорошей пищей. Именно туда он сейчас и держал путь. Войдя прямо на кухню, он так напугал ее, что она завопила и как следует отругала его за это и за то, что он не вытер ноги и везде наследил. Позволив ему схватить кусочек яблока, она набросилась на него, отчитывая за то, что он не может подождать ужина.
Бесцельно слоняясь в ожидании ужина, он заменил лампочки в пяти комнатах. Каждая ютившаяся здесь семья занимала не более двух комнат, и, как правило, им приходилось по очереди пользоваться немногочисленными кухнями. В некоторых комнатах Диверу приходилось видеть совсем неприглядные картины: семейные сцены в них прекращались лишь на тот короткий период, пока он менял лампочки, но иногда не наблюдалось даже такого перемирия. В других комнатах все было нормально, и, несмотря на тесноту, люди прекрасно уживались друг с другом. Дивер был убежден в том, что его семью следует отнести именно к таким счастливым семьям. Ведь если бы имел место какой-нибудь скандал, он бы его не забыл.
После ужина Рейн и Дивер везде выключали свет на то время, пока она слушала старый проигрыватель, который Дивер выпросил у Лехи. На самом деле никто этого от них не требовал,