Что теперь я должна делать? То, что хотел от меня Гена? С Арсеном… От этой мысли становится горячо в груди, и в то же время я понимаю, что не могу. Не представляю, что со мной будет, если Арсен прикоснется ко мне. Я ведь сразу умру.
— Рассказывай, Агата, — приказывает Арсен, через силу поднимаю глаза, и он качает головой. — Прости, я допустил бестактность. Как мы можем поговорить с тобой?
Машу рукой, будто пишу в воздухе. Он зовет официанта и просит принести ручку и лист бумаги. Входит Саркис с Геной, отчим сияет, правда, на Арсена поглядывает с некоторой опаской. Арсен откидывается на спинку и кладет руки на стол.
Я смотрю на его руки и не могу отвести взгляд. У него такие красивые сильные руки, мужские, крепкие, с длинными пальцами. Вспоминаю, как он держал меня за локоть, уводя с постамента, а потом накидывал пиджак, и дыхание перехватывает.
Арсен намеренно долго не начинает разговор, вынуждает пришедших ждать и переминаться с ноги на ногу.
— Какая твой доля с аукциона, Саркис? — наконец снисходит он.
— По-разному, Арсен Павлович, когда двадцать процентов, когда тридцать. В этот раз мы с Геннадием Валериевичем договорились пятьдесят на пятьдесят.
— С кем? — деланно удивляется Арсен. Я вижу, как он намеренно игнорирует отчима, и мне становится немножко легче. Особенно, когда я думаю, что это из-за меня. — А он при чем?
— Ну как же, Арсен Павлович, — забеспокоился Гена, — это же я ее привез.
Ямпольский достает из кармана бумажник, отсчитывает несколько мелких купюр и бросает отчиму.
— Возьми за бензин. Саркис, — больше на Гену он не смотрит, зато смотрю я и замечаю, как тот покрывается пятнами, — девушка совершеннолетняя, опекунов у нее нет, поэтому не вижу необходимости в посредниках. Значит, тридцать процентов тебе, остальное девушке.
— Арсен Павлович, — голос отчима срывается на крик, — но это моя падчерица! Вы должны договариваться со мной!
— Саркис Ваграмович, — негромко говорит Арсен, постукивая по столу ручкой, которую вместе с бумагой принес официант, — объясни ему, что я с дерьмом не договариваюсь. Ты согласен на тридцать процентов?
Саркис поспешно кивает, и Ямпольский достает телефон. Делает несколько звонков, Гена бросает на меня яростные взгляды, я вжимаюсь в спинку дивана. Здесь большие мягкие диваны, и я невольно краснею, вспоминая, брошенное Арсеном: «Моя девочка, где хочу, там и пользую».
— Через полчаса деньги будут, — Арсен прячет телефон, Саркис прикладывает руки к груди и склоняет голову.
— Тогда я забираю ее домой, — заявляет отчим, подходит ко мне и протягивает руку. — Пойдем, Агата.
Я не успеваю заметить, что происходит, но он уже лежит у противоположной стенки, сложившись вдвое.
Арсен упирается одной рукой в стол, затем садится обратно и вытирает вторую руку салфеткой.
— Ты даже на метр к ней не приблизишься, урод, — говорит спокойно, но я чувствую, что он едва сдерживает бешенство.
— Гена, Арсен Павлович купил Агату, — повторяет Саркис, с тревогой глядя на отчима, хватающего ртом воздух, — она теперь его, ты должен отнестись с пониманием.
— Она мне обещала, — хрипит Гена, — она согласилась мне помочь!
— Помочь? — приподнимает брови Арсен и смотрит на меня. — Агата, это правда? — звенит в воздухе, и мне хочется исчезнуть. Опускаю голову, волосы падают на лицо. Голос Арсена звучит в тишине кабинета похоронным набатом. — Это правда, Агата? Посмотри на меня!
Не поднимая головы, медленно киваю и закрываю глаза.
***
— Агата! — требовательно повторяет Арсен.
Только я собираюсь с духом, чтобы посмотреть ему в глаза, как тут открывается дверь и входят трое. Судя по их внешнему виду, личная охрана.
— Я привез, Арсен Павлович, — один из прибывших поднимает повыше черную спортивную сумку. Наверное, он у них главный.
— Спасибо, Семен, — Арсен взглядом указывает на стол, Семен переворачивает сумку и высыпает содержимое. Аккуратно схваченные по краям резинками пачки долларов.
Арсен раскладывает их в ряд — ровно десять, значит, в каждой пачке по десять тысяч. Три пачки отодвигает на край стола.
— Это твои, Саркис, как и договаривались. А это, — он пронзает меня взглядом и двигает оставшиеся семь пачек, — тебе. Так что, Агата, может, я все же узнаю, что — точнее, кого — я купил?
Хватаю ручку и пишу, с силой давлю, что даже бумага рвется.
«Сожалею, Арсен, вы сделали не совсем достойное приобретение», — складываю в сумку пачки и двигаю по столу обратно. Гена из-под стенки завороженно следит за мной, а я ловлю себя на мысли, что Арсен ему не верит. Скажи я, что отчим лжет, он поверит мне. И никто ничего не узнает, свидетелей нашего разговора нет.
Но я не могу обмануть Арсена, не могу. Только не его.
— Так, — он читает и поднимает на меня тяжелый взгляд, — а теперь с этого места и подробней.
Я не верю своим глазам, потому что не вижу в этом взгляде ни презрения, ни осуждения.
— Ларка в больнице на сохранении, — почему-то Гена решил, что спрашивают его, — а тут меня грохнуть хотят. Сами знаете, карточный долг…
— Быстрее.
— Если грохнут, точно ребенка скинет, и сама коньки отбросит, — торопливо заканчивает Гена.
Я смотрю на него с ненавистью. Как он может так о маме и о моем брате? От Арсена это не укрылось, он переводит взгляд на своего охранника, и тот пинает Гену ногой под ребро.
— Выбирай выражения, смертник.
— Ладно, умрет. Вот я и попросил Агатку, а что еще оставалось делать, ждать, пока меня в лесу закопают?
Арсен встает, обходит стол и нависает надо мной, упираясь одной рукой в столешницу, другой — в спинку дивана.
— Так ты знала, что за аукцион здесь проходит?
Вскидываю голову и отчаянно мотаю из стороны в сторону. Не знала, я не знала! Это правда, Арсен! Хватаю ручку и начинаю писать. Что я согласилась на просьбу Гены, но ведь он пообещал, что больше не будет играть, что найдет работу. Позвал с собой и сказал, что это всего лишь встреча с людьми, которым он должен. И что я надеялась с ними договориться…
Ручка летает по бумаге, я спешу, пропускаю буквы, но я очень хочу, чтобы Арсен знал правду. Чтобы знал, что он купил…
Он внимательно следит за моей рукой, и я не сразу замечаю, что вместе с ним читает Семен.
— Значит, ты согласилась, потому что мать пожалела? — Арсен переглядывается со своим охранником, тот