на удивление легко удалось. Я узнал Норфолк и полюбил этот край. Каждый день съедал по яблоку, прекратил принимать витамины в таблетках и хотя бы раз в неделю выбирался на долгую пешую прогулку по окрестностям. Сам не заметил как – впервые за взрослую жизнь – ни разу за год не простудился. В тридцать пять стал стройнее и здоровее, чем в двадцать. И хотя возникли тревоги, что после разрыва с Ди я поддался настроению жить одним моментом, их подавляло возрастающее ощущение счастья. Прошло полтора года, и моя жизнь наполнилась друзьями, танцами, ссорами с котами, попытками что-то отремонтировать своими руками, прогулками на свежем воздухе. Я меньше торчал перед экраном телевизора. Котов, разумеется, детьми не считал, но связь с домом все больше напоминала отношения отца-одиночки с огромным обожаемым проблемным ребенком. Первый из моих домов, который я полюбил. Грубая конструкция начала шестидесятых годов, так называемый дом-перевертыш: кухня не на первом этаже, а на третьем, самом верхнем. Но в нем каждую неделю что-нибудь ломалось. Времена, когда я мог поддерживать его на уровне и покупать новую мебель, остались далеко позади. Но я по ним не скучал, даже удивлялся: неужели это так много для меня значило? Коты здоровы и счастливы, у меня есть теплое, сухое место, где спать, и тихое место, где работать и читать, – вот что самое главное.

Меня обуревало кружившее голову ощущение новых возможностей, когда я просыпался утром один. Но понимал, что эта новизна долго длиться не может, и сколько бы я ни испытывал счастья, оно таит в себе пустоту. До прошлого года я жил с женщиной, наши отношения продолжались почти всю мою взрослую жизнь, и это казалось мне естественным состоянием человека. Однако мне нравилось одиночество. По крайней мере, я так себе твердил.

– Ты не рассказал, как все прошло на прошлой неделе, – обратилась ко мне Мэри.

– Нормально, – ответил я и добавил: – Даже хорошо. Можно сказать, чудесно.

– Значит, собираешься еще с ней встречаться?

– Не исключено. Но скорее всего просто в качестве друга.

– Пижон, – усмехнулся Уилл. – Таких привередливых я еще не видел.

– Знаю, – согласился я. – Настоящий кошмар.

– Ра-а-альф, – мяукнул Ральф.

Последние четырнадцать месяцев я не испытывал недостатка в людях, которые горели желанием отправить меня на свидания, но из этого мало что получалось. И причиной тому чаще всего было мое душевное состояние. Это касалось и Бет, ради которой я в прошлую пятницу сел в поезд и отправился в Лондон. Забавная любительница литературы, соблазнительная брюнетка, она обожала животных и классический рок семидесятых годов и теоретически подходила мне не хуже других. За пару недель до этого мы провели приятный день у реки в Норидже, а затем отправились в художественный музей.

– Если мы и дальше собираемся встречаться, то я должна тебя кое о чем предупредить, – объявила Бет вечером.

Я напрягся, готовясь к неизбежному. Мне за тридцать, найдутся силы принять. Что там у нее: семеро детей от восьми разных отцов? Или она борется за право участвовать в телевизионном реалити-шоу?

– Мой кот Нейл доставляет кое-какие неудобства.

– Вот как? – Я успокоился: успел перевидать на своем веку множество кошек, которые доставляли неудобства.

– Да, он у меня озорник. Недавно мы сидели с соседом по квартире и его подружкой. И вдруг является Нейл и буквально давится, будто у него что-то застряло в горле. Я бросаюсь к нему и вынимаю из пасти использованный презерватив своего соседа. Кончилось тем, что… все вылилось мне на руки.

Признаю, ситуация исключительная, но, по правде говоря, поведение Нейла меня не встревожило, даже когда во время второго свидания темой рассказа Бет стало соитие, внезапное появление кота и интимные части тела ее прежнего приятеля. Понимал: она потрясающая женщина, а я идиот, потому что не стремлюсь к сближению. Но будь она в три раза веселее и привлекательнее и не имей под боком кота, которому доставляет удовольствие жевать презервативы и впиваться когтями в мужские яйца, я и тогда бы уходил со свиданий в том же неопределенном состоянии духа. С настроением человека, год с небольшим назад порвавшего самую главную связь в своей жизни и, буду откровенен, пока не расположенного стремиться к новым серьезным отношениям.

Кроме всего прочего, я не слишком усердствовал сближаться с женщинами, ярыми любительницами кошек, отчасти потому, что в моей натуре все усложнять, отчасти помня о нескольких неприятных инцидентах с энтузиастками-кошатницами из той половины процента, благодаря которым дурная слава закрепилась и за всеми остальными – симпатичными и вполне уравновешенными. И еще не мог избавиться от мысли, что в прошлом, если не считать Ди, меня тянуло только к тем женщинам, кто не любил кошек либо у кого была на них аллергия. Давние дела – можно было бы объяснить случайным совпадением, но мой небольшой опыт одинокого тридцатилетнего мужчины свидетельствовал о другом. Вот, например, разговор, состоявшийся с привлекательной ирландкой с телевидения, которая в перерыве музыкального фестиваля в Саффолке брала у моего приятеля интервью для программы «Глас народа».

Я: Кого вы слушали в эти выходные?

Привлекательная ирландка: «Black Mauntain». Они лучше всех.

Я: Да, мне тоже очень понравилось. За год ходил на их выступления три раза.

Привлекательная ирландка: Я тоже. Обожаю стоунер-рок семидесятых. Кстати, мне понравились ваши брюки. Чем вы зарабатываете себе на жизнь?

Я: Пишу книги и веду пару газетных колонок.

Привлекательная ирландка: Да ну? Круто! И что за книги?

Я: Разные. Две последние главным образом о кошках.

Привлекательная ирландка: О кошках?

Я: Да. И еще две о гольфе.

Привлекательная ирландка: О гольфе? Странно! Ненавижу кошек! Они такие противные!

Кого я пытался одурачить? Конечно, мне не удастся жить счастливо бок о бок с женщиной, активно не любящей кошек или хотя бы ворчливо их терпящей. Мне приходилось встречать потрясающих антикошатниц, но, как правило, те, кто ненавидит кошек, стараются все подмять под себя и уверены, что мир обязан им своим существованием. Другие должны им во всем уступать, как бы дурно они сами с ними ни обращались. Черчилль и Рузвельт любили кошек. Гитлер и Наполеон – ненавидели. Разумеется, упрощенный взгляд на вещи, но о многом свидетельствует. Как я могу смотреть кому-то в глаза, если мне заявляют, что не любят кошек? Даже Кате, моей бывшей квартирантке и закоренелой собачнице, нравился Медведь.

– Ральф мне нравится, а Медведя я люблю, – призналась она перед тем, как съехать. – А два других – обыкновенные коты.

Я отвез Уилла и Мэри на железнодорожную станцию в паре миль от своего дома, и мы распрощались. А когда вернулся, обнаружил Шипли вниз головой на большой круглой подушке, которая до того, как навсегда обросла его шерстью, являлась моей. Слева от него на полу