Глава 1. О том, как я нашел пингвина, или Как одно приключение заканчивается и начинается другое

Морской курорт Пунта-дель-Эсте расположен на побережье Уругвая – на берегу Атлантического океана в дельте реки Ла-Плата, в нижней, южной части изгиба материка. Этот курорт находится в девяноста километрах к востоку от столицы Уругвая Монтевидео. По другую сторону широкой реки простирался Буэнос-Айрес, столица Аргентины. В шестидесятые и семидесятые годы прошлого века для жителей Монтевидео и Буэнос-Айреса этот курорт был своего рода Ниццей, Каннами и Сен-Тропе одновременно. Летом в Пунта-дель-Эсте съезжались состоятельные жители двух латиноамериканских столиц, чтобы провести время вдали от городской жары, в роскошных апартаментах и виллах с видом на океан. Насколько я понимаю, эта ситуация не изменилась, и обеспеченные слои населения по-прежнему отдыхают в этом милом курортном городке.

Ключи от одной из таких роскошных квартир передали мне друзья – семья по фамилии Белламиз, – которые зимой не жили в этой квартире. Я приехал в Уругвай после прекрасно проведенного в Парагвае времени. Во время путешествия я посетил водопады Игуасу[5]. Я возвращался в Аргентину после нескольких недель захватывающего, но непростого пути и был рад возможности немного отдохнуть в тихом Пунта-дель-Эсте, в котором в период межсезонья в то время было очень мало людей.

В свой последний день пребывания в Пунта-дель-Эсте я вернулся в квартиру во второй половине дня. Нужно было упаковать вещи, чтобы рано утром на следующий день отправиться в Аргентину. Я забронировал место на катере на подводных крыльях, который должен был переправить меня через реку Ла-Плата. Катер отбывал в полдень. До пристани я планировал добраться на colectivo, то есть на общественном транспорте, а именно на автобусе из Пунта-дель-Эсте до Монтевидео, отправлявшемся без четверти шесть утра.

Водители автобусов украшали свои машины всевозможными амулетами и оберегами, которые, вероятно, должны были компенсировать то, что на их транспортных средствах стояли совершенно лысые шины.

Перед отъездом я навел в квартире порядок и решил перед последним ужином в городе пройтись по побережью.

Маленькая пристань была расположена с западной стороны Пунта-дель-Эсте. Она вмещала только небольшие рыбацкие и туристические лодки, которые мирно покачивались у причала в унисон с понтонными мостками, перекинутыми между лодками и пристанью, чтобы владельцы могли перейти на свои суда. Несмотря на то что бухта была хорошо защищена от волн Атлантического океана с востока, от западного ветра, который дул в тот день, скрыться было невозможно.

В воздухе раздавались крики чаек, хлопки фалов и другой корабельной оснастки; всюду пахло рыбой. Бухта была залита солнечным светом. Белые чайки, дома и лодки выделялись на фоне лазурного моря и синего, как драгоценный сапфир, неба. Я внимательно следил за огромными косяками рыбы, проплывавшими в хрустально прозрачной холодной воде. Косяки кильки зигзагами стремительно носились в водах бухты, расступаясь и через секунды снова сходясь, чтобы держаться подальше от хищных рыб. Я стоял как завороженный и смотрел на переливы в серебряной чешуе рыбы, которая, казалось, светилась в солнечных лучах.

Рядом со старыми ржавыми бензоколонками, счетчики которых были размечены в галлонах, под навесом из проржавевшего железа стояла мускулистая рыбачка и вытягивала из воды большой зеленый невод, конец которого был привязан к воткнутой в землю высокой бамбуковой палке. На рыбачке были резиновый фартук и резиновые сапоги, а на ее лице сияла довольная улыбка. Я обратил внимание на то, что у нее не было перчаток. Ее волосы закрывал коричневый платок, а на лице были глубокие морщины. У ее ног стояло три деревянных ящика, доверху наполненных килькой, что, как я догадывался, и послужило причиной ее радости. Она стояла по щиколотку в прыгающей серебряной рыбе, которую вынимала из сети. Эту сеть рыбачка равномерно вытягивала из океана. Кружащие над рыбачкой чайки наблюдали обилие рыбы у ее ног и жалобно кричали. Она улыбалась беззубой улыбкой, вытряхивая рыбу из невода. Рыбу, застрявшую в ячейках сети, рыбачка вынимала руками. Я понял, что ей было бы трудно справиться с этой задачей в перчатках. Маленькие чайки с черной спинкой и раздвоенными, как у ласточек, хвостами проносились в паре метров от поверхности воды, бесстрашно ныряли, а потом взмывали вверх, держа в клюве блестящую и подвижную, как ртуть, рыбу, которую через секунду жадно проглатывали.

Поблизости оказалось несколько пингвинов, которые тоже охотились. Я наблюдал, как они молниеносно и грациозно рассекали воду в погоне за рыбой. Пингвины выглядели еще более стремительными, чем чайки. Со скоростью молнии они врезались в самую гущу косяка, мгновенно налево и направо хватая клювом серебристых рыбешек, в ужасе проносящихся перед ними. Казалось, что килька совершенно беззащитна от таких хищников, как пингвины, и спасало косяк только огромное количество рыбы. Я удивился малочисленности пингвинов, потому что добыча в водах бухты была в изобилии.

Я мог бы бесконечно смотреть на эту картину, но через некоторое время пингвины уплыли. Обогнув расположенный на востоке мыс, я решил прогуляться до следующего волнореза. Небольшие, украшенные белой пеной океанские волны разбивались о песок пляжа. День был прекрасный. Я шел по пляжу, наверное, минут десять-пятнадцать, вспоминая изумительные красоты, которые мне довелось увидеть во время отпуска. Вдруг я заметил на песке какие-то черные неподвижные кульки или горки. Сначала этих черных форм было немного, но постепенно становилось все больше и больше, отчего мне стало казаться, что песок накрыли черным ковром. Это были мертвые тела сотен пингвинов, попавших в пятно от разлива нефтепродуктов. Они лежали вдоль тянувшейся на север линии прилива так далеко, насколько видел глаз. Мертвые тела были покрыты толстым слоем нефти или нефтепродуктов. Это было настолько страшное и ужасное зрелище, что я невольно задумался: что ждет нашу цивилизацию, если мы допускаем и можем спокойно смотреть на проявления подобного вандализма в отношении природы. Стало понятно, почему совсем недавно в бухте, несмотря на обилие рыбы, я увидел лишь нескольких пингвинов. Судя по всему, бо́льшая часть стаи погибла, и только единицы птиц не попали в чудовищный нефтяной разлив.

Я поднялся чуть выше уровня прилива и продолжал идти вдоль берега, пытаясь сосчитать количество мертвых птиц на пляже. Но даже если бы мне и удалось подсчитать количество лежащих на песке тел, зачастую кучами по несколько мертвых особей сразу, я вряд ли бы смог оценить количество мертвых птиц, колыхавшихся в волнах прибоя. Каждая волна выносила на берег все новые трупы, выбрасывая из океана черные тела мертвых птиц.

Полоска пляжа от линии прибоя до стены, отделявшей автодорогу, была в самом широком месте не более тридцати метров. Как я уже отметил, тела мертвых пингвинов расстилались по всему пляжу, насколько видел глаз. Вот