– Привет, сынок, хорошо поиграл?
– Тише! – шикает мать, указывая на экран, как будто он прервал речь министра.
Я сажусь между ними, чтобы есть суп и, как обычно, смотреть выпуск Обязательных восьмичасовых новостей. Чипы, вживленные в мозг моих родителей, регистрируют просмотр всех каналов телевидения, и, если при проверке выяснится, что они не смотрели государственную информационную программу, им урежут время на развлекательные передачи. Таков Закон о просвещении граждан. Благодаря ему люди в курсе новостей и все говорят и думают одинаково, что помогает избежать недоразумений. У несовершеннолетних, как я, пока нет чипов, и они не обязаны смотреть новости, но моя мать считает, что я должен уже привыкать, ведь я такой мечтатель и могу растеряться, когда вступлю во взрослую жизнь.
– Борьба против нервной депрессии, – продолжает Борис Вигор, которого показывают крупным планом на голубом фоне, – является приоритетной задачей правительства. Сегодня утром три нервно-депрессивных субъекта, пытавшихся испортить настроение своим коллегам, были арестованы и подвергнуты перепрограммированию согласно Закону о безопасности граждан.
Борис Вигор – национальный герой. Он министр энергоресурсов и самый выдающийся игрок в менбол. Мозг гения в теле атлета. Все девушки бредят им, а все мальчишки мечтают быть похожими на него. Все, кроме меня. Я считаю, что он так же сексуален, как дверца холодильника. Но это потому, что я и бездарь, и слишком толстый, и в спорте полный ноль, а он – воплощение всего, что меня раздражает. Поэтому, когда он выступает, я молчу, думаю о своем и аплодирую вместе со всеми, лишь бы всё было тихо-мирно.
– Все потенциальные самоубийцы и извращенцы, проявившие неспособность к счастью, отказавшиеся играть и ловить удачу, – продолжает министр, – будут немедленно изолированы от общества, обезврежены и подвергнуты лечению в Центрах перепрограммирования, во благо их личного спасения и в интересах общества. Здоровье, успех, благополучие!
– Здоровье, успех, благополучие! – повторяет мать, прежде чем проглотить ложку супа.
– Идиот, – бормочет отец.
Она испепеляет его взглядом и велит мне есть суп, пока горячий. Я пристально смотрю на отца сквозь облако пара, поднимающегося от тарелки. У него запавший рот, сощуренный взгляд за круглыми стеклами очков; указательный палец он держит на кнопке выключения дистанционного пульта.
– И последнее, – продолжает ведущая, поднося микрофон к уху. – Только что стало известно об исчезновении знаменитого ученого из Академии наук, профессора Леонарда Пиктона.
На экране появляется фотография. Я роняю ложку в тарелку с супом.
– Да будь же аккуратнее, в конце концов! – кричит мать. – Рубашка только из стирки!
– Физик-ядерщик восьмидесяти девяти лет, создатель мозговых чипов и Аннигиляционного экрана вышел из дома в четырнадцать часов, чтобы прогуляться на пляже Лудиленда – морского курорта города Нордвиля, – и пропал. Мы разделяем беспокойство родных и надеемся на скорейшее возвращение выдающегося ученого…
– Выдающийся мерзавец, вот он кто, – ворчит отец. – Сотрудничает с властями, придумал систему, которая контролирует наши мозги!
– Суп стынет, – напоминает мать.
– Я читал его «Мемуары» и знаю, о чем говорю! К счастью, эту книгу запретили.
– Продолжаются активные поиски, – объявляет ведущая, – и власти пока рассматривают все гипотезы: амнезию, похищение, несчастный случай – профессор мог утонуть. Напомним, что в этот час на пляже Лудиленда дует ураганный ветер, море штормит и волны очень опасны… Если вы встретите Леонарда Пиктона или у вас будет какая-то информация о нем, немедленно позвоните по этому телефону…
Цифры появляются под фотографией, на которой профессор недовольно кривит рожу. Ложкой я быстро рисую номер в гуще на дне тарелки. Ученый, вот оно как. Я убил самого великого ученого в стране.
Фото исчезает.
– На этом мы заканчиваем нашу программу, – улыбается журналистка. – Всем хорошего вечера и до встречи…
Экран телевизора гаснет.
– Да подожди хотя бы, когда титры появятся! – орет мать.
– Итак, Томас, – продолжает отец, – как прошло воскресенье?
Я делаю вид, что поперхнулся, и говорю еле слышно, что всё нормально, ничего особенного.
– ХR9 хорошо летал?
Я кашляю и киваю.
– Пора заканчивать с этим баловством, – вмешивается мать. – Ему надо развивать мускулатуру.
– Думаешь, при таком ветре она не развивается? – парирует он.
– Ураган унес его воздушного змея.
Мрачное молчание повисает над столом. Мы встречаемся с отцом глазами. Он огорчен из-за меня и чувствует себя виноватым перед матерью. Похоже, XR9 обошелся ему недешево.
– И слава богу, что унес, – мать убирает свою тарелку. – Это знак, что детство кончилось: пора заняться серьезными вещами.
– Какими, например? – брюзжит отец.
– Я собиралась записать его в фитнес-клуб…
– Ты бредишь, Николь? У нас нет денег, к тому же…
– …но теперь это неактуально, – заключает она. – Благодаря инспектору из Министерства игры я получила возможность попасть на прием к доктору Макрози.
Ложка отца застывает над тарелкой. Мать оборачивается ко мне, и в ее взгляде впервые светится что-то похожее на гордость. Слава богу, она не знает, кого я укрываю в своем плюшевом медведе.
Мать вытирает рот и объявляет торжественным тоном, глядя на отца:
– Сообщаю тебе прекрасную новость. Твой сын будет принят в лагерь лечебного голодания, где станет подтянутым и стройным, притом совершенно бесплатно. Это невероятная удача.
– Об этом не может быть и речи, – медленно произносит отец сквозь зубы.
– Напоминаю, что твоя зарплата в два раза меньше моей и родительские права принадлежат мне.
Отец опускает голову. Ему нечего возразить: таков Закон о защите детства. Внезапный прилив любви и грусти охватывает меня, на глаза наворачиваются слезы, но он их не видит. Он смотрит на комки синтетических овощей, плавающие в супе.
– Когда мне ехать?
– Надеюсь, с началом летних каникул, – говорит мать. – Доктор Макрози скажет точнее после того, как осмотрит тебя. Мне должны позвонить и назначить консультацию. Но с рекомендацией господина Бюрля тебя обязательно примут, не переживай.
Я и не переживаю. По крайней мере, из-за этого. Я думаю о призраке ученого, который ждет наверху, внутри моего медведя, и хочет, чтобы я спасал планету. Я скорее доволен, что могу сбежать от этого кошмара. Но до лета далеко. А сейчас мне надо укротить профессора Пиктона. Еще не хватало, чтобы всякие посторонние портили мне жизнь: с этим отлично справляется моя мать. И потом, что он пристает со своими вычислениями, когда у меня поднимается температура при виде самого пустякового квадратного корня? Я не собираюсь становиться секретарем мертвеца! Теперь, когда я знаю, кто он, я возвращу его семье. А если он расскажет, что я его убил, то это будут слова плюшевого медведя против слов человека. Вот так-то. Призраки не существуют, а я существую официально. Я нахожусь под опекой Закона о защите детства. Меня он защищает, а его – нет.
Я встаю из-за стола и собираю тарелки, оставляя свою наверху. На кухне я переписываю номер телефона с тарелки на клочок бумаги. Теперь я неплохо справляюсь с ситуацией. Мне не страшно – наоборот, я всё время размышляю, как выбраться из этого положения. Такое ощущение, что я разом повзрослел, стал мужчиной.