С полученными от Феликса ключами Ганс-Петер Шнайдер мог забраться в дом в Майами-Бич абсолютно в любой момент – чего до смерти хотелось. Ну, а эта красотка, Кари Мора, пусть и дальше дрыхнет у себя наверху.

Ганс-Петер расположился в жилом отсеке никак не отмеченного складского ангара на берегу залива Бискейн, неподалеку от старой Тандербот-элли[5], что в Северном Майами-Бич. Большой черный катер он пришвартовал у крытого пирса, примыкающего к ангару. Сидел голый на табурете в самом центре душевой, выложенной кафельной плиткой, под тонкими тугими струями воды, бьющими в него из стен со всех сторон, напевал с немецким акцентом: «Я пою под дождем, а я пою под дождем… И радость, и счастье пусть пле-е-щутся в нем!»[6]

Поглядывал на собственное отражение в стеклянной стенке машины для «жидкой кремации», в которой растворял Карлу – не оправдала девчонка надежд, заработать на ней не удалось, пришлось списать.

В облаках пара, окутывающих душевую, его отражение напоминало старинный дагерротип. Приняв позу роденовского «Мыслителя», он поглядывал на себя уголком глаза. В пропитанном влагой воздухе витал ощутимый запашок щелока.

Да, забавно наблюдать за собой в роли отражающегося в стекле «Мыслителя», когда за этим стеклом, в баке, кости Карлы начинают выступать из бесформенной массы, в которую щелочная вода успела превратить бóльшую часть ее тела. Машина с хлюпаньем болтала едкую жидкость взад и вперед. Рыгала, пускала пузыри.

Ганс-Петер очень гордился своей машиной для «жидкой кремации». Пришлось основательно раскошелиться, поскольку сейчас это – последний писк моды среди завзятых поборников охраны окружающей среды, борющихся с выбросами окиси углерода. Машина не оставляла и следа от них. Да и вообще никаких следов не оставляла, раз уж на то пошло. Если какая-то девица не оправдывает надежд, если толку для бизнеса от нее ноль, всегда можно попросту спустить ее в канализацию – причем без всякого ущерба для грунтовых вод. Сама собой родилась рекламная песенка-экспромт: «Все проблемы Ганс-Петер разрулит на раз! Все проблемы Ганс-Петер сольет в унитаз!»

Впрочем, кое-какой прок от Карлы все-таки был – Ганс-Петер слегка с ней поразвлекся, да еще и удалось успешно продать обе ее почки.

Он млел в упоительном тепле, которое машина распространяла по душевой, хотя температуру в баке со щелочной водой специально поддерживал не слишком высокую – градусов семьдесят по Цельсию, чтобы продлить процесс и удовольствие. Завороженно наблюдал, как плоть медленно отделяется от скелета. Ганса-Петера всегда тянуло в тепло, как рептилию.

Поразмыслил, что бы надеть для вылазки в дом. Плотно обтягивающий тело белый латексный комбинезон, который недавно удалось умыкнуть у кого-то из участников слета фанатов «фэнтези» – просто улет, но скрипит, зараза, когда ляжки на ходу трутся друг о друга. Нет. Нужно что-то черное, свободное и обязательно без застежек-«липучек» – на случай если он вдруг решит раздеться, глядя на спящую в доме Кари. И еще на смену надо что-нибудь прихватить – мало ли, вымажется, негоже ходить мокрым и липким. Плюс не забыть бы еще любимую узорчатую фляжечку с отбеливателем – будет чем уничтожить следы ДНК, если до этого дойдет. И портативный металлоискатель.

Теперь он напевал уже другую песенку, по-немецки – простецкую народную «Капуста со свеклой прочь меня прогнали» – ту самую, что Бах использовал в одной из своих «Вариаций Гольдберга».

Просто здорово, когда такой кураж! Когда впереди – тихий, спящий, ничего не подозревающий дом. И упоительная перспектива пощекотать страшного Пабло в его инфернальном сне…

У ограды огромного домины Ганс-Петер оказался около часа ночи. Луна сияла на всю катушку, на освещенной ее белесым светом земле лежали тени пальм – черные, как кровь. Когда ветер шевелит их крупные листья, эти тени напоминают человеческие фигуры. А иногда одна из таких теней – действительно человеческая. Ганс-Петер выждал очередной порыв ветра и двинулся сквозь мешанину теней, накрывшую лужайку.

Дом до сих пор излучал дневное тепло. Словно какой-то огромный теплый зверь, когда приваливаешься к нему боком. Прижавшись к стене, Ганс-Петер впитывал это тепло, приятно расходящееся по всему телу. Представил себя новорожденным кенгуренком, который упорно лезет из материнского живота в теплую уютную сумку.

Дом был погружен во тьму. Сквозь тонированное стекло террасы ничего не видно. Некоторые защитные ставни опущены – такие в здешних краях на случай ураганов. Ганс-Петер вставил в замок отмычку, подергал ею в скважине, чтобы оставить царапины.

Потом медленно вставил в замок полученный от Феликса ключ. Приятный холодок по коже. Очень интимный момент – прижавшись к теплому дому, вставлять ключ в замок. Под зубцами уходящего в цилиндр ключа тихонько потрескивали внутренние штифты – словно насекомые, когда он еще раз навестил ту оставленную в лесу женщину. Мертвую уже несколько дней и потрясающе теплую – теплее живой под горой копошащихся личинок.

Овальная головка ключа уткнулась в замок. Вошел до упора. Вот так же до упора он войдет в нее, если все-таки решит подняться наверх. Останется в ней до тех пор, пока она не станет слишком холодной. Жалко, что остынет она быстрее, чем этот дом, до сих пор теплый после дневного солнца. При работающем кондиционере надолго она теплой не останется – даже если он прижмется к ней всем телом и накроется всеми найденными одеялами. Они всегда в конце концов остывают. Становятся ледяными и липкими.

Впрочем, нет нужды принимать решение прямо сейчас. Лучше просто следовать сердцу. Ха, интересно, получится ли устоять против зова сердца? Кто победит – голова или сердце, когда они начнут выяснять, кто тут главный? «Получай, Сердце!» «Н-на тебе, Голова!» Бум, бум! Будем надеяться, что она хорошо пахнет. «Капуста со свеклой прочь меня прогнали…»

Когда он повернул ручку и толкнул дверь от себя, тихонько зашуршал уплотнитель, защищающий порог. Крошечный металлоискатель – из тех, что строители используют для поисков скрытой проводки и металлического крепежа, – он заранее примотал скотчем к носку туфли. Если под ковром упрятан мат с датчиками, подсоединенный к сигнализации, полезная штука сразу об этом предупредит. Прежде чем наступить на ковер террасы-солярия всем своим весом, Ганс-Петер осторожно поводил над ним ногой, после чего двинулся в прохладную тьму за дверью – подальше от теней на лужайке и луны, греющей затылок.

Вдруг – какая-то