— Жалко расставаться с нашим фургончиком, — посетовал Кеплер. — Еще повезло, что хозяин нас не заметил, но скоро ведь найдет — через день от силы. Эти старьевщики, торговцы дерьмовым хламом, почему-то всегда так обожают свое барахло, что каждую свободную минуту бегают его навещать.
— Мы можем слегка разбить фургон, а сейф открыть прямо здесь, — предложил Иммельман.
— Да на нем же бронированная пластинка, которую Китайчик сверху привинтил! Да еще пушка внутри. Если это кто найдет, так сразу же вызовет полицию.
— За дело, — спокойным голосом объявил вдруг Гордон. — Мы перекрасим фургон! У нас осталось четыре банки нитрокраски. Будем тратить экономно. В ящике для инструментов лежит широкая клейкая лента, я начинаю заклеивать стекла и хромированные детали. А вы поищите вокруг, нет ли чего-нибудь, что изменило бы вид фургона, — крышки или подобного.
— Ты что, хочешь покрасить фургон красным? — потрясенно спросил Кеплер. — В темноте? Кистью? Совсем спятил. Китайчик, представь, что ты — коп и слушаешь радио. Истеричный придурок сообщает, что видел, как из белого фургона высунулась авиационная пушка и снесла телефонную будку. А на фургоне надпись — «Оптовые изделия из Перу». Только ты не новобранец, а честный нормальный коп с двенадцатилетним стажем. Уже три часа ночи, и никто не видал никаких белых фургонов. Так что же ты сделаешь, если увидишь свежевыкрашенный Красный?
— Да, красный, в три часа ночи? — включился Иммельман.
В ответ Гордон пожал плечами.
— Сами понимаете, что здесь его оставлять нельзя и нельзя выехать в таком виде. Мы можем только максимально изменить внешний вид фургона и отправиться утром в час пик, когда на дорогах будет больше белых фургонов, чем копов.
С отверткой и гаечным ключом Иммельман и Кеплер удалились в глубину свалки. Когда глаза попривыкли к темноте, они начали различать интересные и ненужные детали на разбитых легковушках и грузовиках. Некоторую ценность представляли прицеп, стойка для запасной шины на задней дверце, нестандартные крышки и деревянные дверные ручки.
— Занятное дельце, — пробормотал Кеплер, снимая подкрылки с «фольксвагена». Фырканье Иммельмана он принял за обычную брань и подумал, что тот совершенно прав, но дальнейшее неразборчивое бормотание его насторожило. Кеплер выкатился из-под «фольксвагена» и увидел приятеля, который стоял в пустом коридоре между двумя рядами помятых автомобильных корпусов и бормотал сквозь зубы:
— Дерьмо, дерьмо, дерьмо!
Лежа на земле, Кеплер всмотрелся в безмолвные тени, окружавшие их, и уловил какой-то нарастающий звук, напоминавший мерное шлепанье. В конце коридора что-то промелькнуло.
Это был черный силуэт огромного пса, такого высокого, что, казалось, подпрыгивая, он доставал до украшений на кузове высоченного трейлера. Темень делала собаку еще кошмарней, она явно не собиралась подкрадываться к ним, а приготовилась атаковать с расстояния двухсот футов. Кеплер вспомнил, что у ворот не было ночного сторожа. И почему он все время слушается Китайчика с его теоретическими заскоками? Лежа на животе, Кеплер извлек свой «магнум» и сжал его обеими руками, прицеливаясь на лай зверя. Он видел пса только одно мгновение, буквально в десяти футах от Иммельмана. Наверняка это чудовище обучено хватать за глотку, небось хозяин бил и морил пса голодом до тех пор, пока тот не возненавидел человеческий запах. Кеплер представил, как, открывая по утрам ворота, хозяин заманивает его пищей в специальную клетку. Оставалась секунда на выстрел, и ее бы хватило, но… просвистев мимо пса, пуля вонзилась в разбитый автомобильный двигатель. Кеплер снова прицелился на звук лая, ожидая, что собака мелькнет хоть на мгновение.
Гигантская псина бухала «гав-гав-гав», словно товарняк, задыхаясь от быстрого бега. Казалось, что она разговаривала сама с собой, а может, даже посмеивалась. Кеплер почувствовал жалость: несчастная скотина всю жизнь проводит в надежде и ожидании — как бы побыстрей вонзить в кого-нибудь клыки…
— Не стреляй! — вдруг прошипел Иммельман.
— Что?
Иммельман стоял через проход от него около старого грузовика с крытым кузовом для доставки хлеба. Он широко раскрыл заднюю дверцу и влез внутрь, так что Кеплер потерял его из виду. Зато в поле зрения вновь появилась собака, передвигавшаяся огромными десятифутовыми скачками, с пастью в свирепом оскале и вывернутыми губами, с желтоватых клыков капала слюна. На жуткой скорости она пронеслась мимо грузовика и одним прыжком вскочила в открытую дверь с рыком, напоминавшим рыдание.
Кеплер тут же рванулся к грузовику, но его опередил Иммельман, который выбрался из кабины, обежал грузовик вокруг и захлопнул заднюю дверь. Сообразив, что оказалась в западне, собака прыгнула на дверь с такой силой, что грузовик затрясся.
— Бедненькая, — сказал Иммельман и заглянул в окошко. — Уж прости меня, ублюдок несчастный.
Собачья морда распласталась по стеклу, пасть раскрылась в попытке укусить гладкую поверхность. Псина снова и снова кидалась на дверь, производя страшный шум, и вновь возвращалась к окну, пробуя прокусить стекло. Вскоре ярость ее сменилась жестоким разочарованием.
— Ну что, собачка, все человечество покусать хочешь, а? — снова пожалел зверюгу Иммельман.
Кеплер с трудом подавил желание пальнуть через стекло и позвал Иммельмана, нехотя засовывая «магнум» в голенище:
— Пошли, друг животных.
— Да, может, если мы уйдем, она перестанет беситься и не поранит себя.
Китайчик Гордон вовсю трудился над покраской. Окна, лампы, внешние зеркальца были аккуратно заклеены, а он ровными выверенными движениями взад-вперед водил кистью.
Иммельман опустил на землю свою ношу и открыл следующую банку с краской. Втроем они безмолвно трудились, периодически прислушиваясь к шуму из грузовика, который находился через три прохода от них. Наконец фургон стал невозможно красным, и были выполнены все операции по привинчиванию новых деталей, сделавших его похожим на неполноценную пожарную машину.
Все это время Кеплер размышлял о собаке и ее хозяине, представляя, как он открывает дверцу крытого кузова… Этот тип придет в семь-восемь утра, положит на виду кусок, чтобы заманить животное в его клетку, посвистит, пошумит немного. Вскоре он решит, что собака либо сдохла, либо заболела и не может передвигаться. Он сразу подумает о новом щенке, которого опять придется морить голодом, бить, чтобы обучился ненавидеть людей. Затем он пойдет на поиски собаки — не очень приятно иметь на своей территории разлагающуюся тушу — и в какой-то момент обнаружит грузовик… Кеплер достал из холодильника банку пива, вскрыл с хлопком и вылил пенистую струю прямо себе в глотку.
Когда небо на востоке начало потихоньку светлеть, приобретая металлически-серый оттенок, Иммельман вдруг предложил:
— Китайчик, давай приделаем сзади вон тот прицеп для перевозки лошадей.
— Зачем?
— Для маскировки.
— Во-во, — кивнул Кеплер, — это совершенно изменит вид нашего фургона с воздуха. Пошли притащим его сюда!
Когда приделали к прицепу петлю, Иммельман поволок его к грузовику.
— Да нет, не туда! — возмутился Кеплер.
— Мне всегда хотелось иметь собаку, — пояснил Иммельман.
— Сдурел ты, это же чудовище! Оно загрызет тебя! Если, конечно, Китайчик Гордон не сделает это раньше.
Иммельман,