Шарлотта пожала плечами.
– Он много путешествовал, но в нашей семье об этом не любили говорить. Между моей мамой и ее братом отношения до сих пор довольно натянутые.
– Почему?
– Я думаю, из-за того, что он отправился странствовать вместо того, чтобы заниматься делами семьи. Мама постоянно обвиняет его в том, что он оставил ее и бабушку на произвол судьбы. Когда дядя вернулся из продолжительного путешествия, бабушка давно умерла – это случилось в 1882 г. во время эпидемии туберкулеза, а у мамы уже была своя жизнь.
– Вот как?
Оскару было вовсе не по душе рыться в прошлом Гумбольдта. Тем более что оно совершенно не касается его самого. Сейчас ему хотелось только одного: поскорее отыскать эти чертовы чемоданы, спустить их вниз и убраться с чердака.
– Я не вижу здесь ничего важного, – наконец заявил он. – Ты уверена, что Элиза имела в виду именно этот сундук?
– А разве здесь есть какой-то другой? Да и ключ подходит к замку. Давай-ка поищем повнимательнее!
Она начала извлекать из сундука реквизит и пахнущие пылью пестрые тряпки, складывая их на полу. Прошло немало времени, прежде чем сундук окончательно опустел. Когда показалось дно, Шарлотта разочарованно развела руками. Там больше ничего не было – только старые доски.
Оскар постучал костяшками пальцев по потемневшему от времени дереву.
– Странно, – пробормотал он.
– Что ты имеешь в виду?
– Хотел бы я понять…
Он отошел в сторону, присел и пристально уставился на сундук.
– Чего ты его разглядываешь?
– Смотри: днище чересчур толстое. Я думаю, здесь должно быть потайное отделение.
Шарлотта приблизительно измерила высоту сундука внутри и снаружи. Разница составила более десяти сантиметров.
– Ты, пожалуй, прав, – согласилась она. – Здесь двойное дно. Где-нибудь должен быть потайной рычаг или кнопка…
Они принялись за поиски, но внезапно со стороны люка, через который они взобрались на чердак, донеслись стук и скрежет.
– Эй! Кто-нибудь там есть?
Это был голос Гумбольдта!
Юноша и девушка обменялись испуганными взглядами.
– Скорее все на место! – шепнула Шарлотта.
Они торопливо запихали все, что лежало на полу, обратно в сундук и вернули на место крышку. И вовремя – в ту же секунду защелка люка отодвинулась, створка откинулась, и в проеме показалась голова ученого.
– Ну, наконец-то! – недовольно воскликнул он. – А я повсюду ищу вас обоих!
Однако, обнаружив Оскара и Шарлотту сидящими на полу возле сундука, он подозрительно прищурился.
– Что вы здесь делали? Я послал вас за чемоданами, а вы исчезли чуть ли не на целый час!
– Я показывала Оскару твою коллекцию, – соврала Шарлотта.
От волнения и неловкости на ее щеках вспыхнули пятна румянца.
– Мне хотелось, чтобы он взглянул на ритуальные маски и тамтам. Тот самый, из Танзании.
– Ну-ну, – кивнул ученый, хотя взгляд его все еще оставался недоверчивым. – Надеюсь, вы ничего не перепутали и все осталось на своих местах?
– Как тебе могло прийти в голову такое? – Шарлотта поднялась, отряхивая юбку от пыли. – Ты отлично знаешь, как я отношусь к твоим экспонатам.
– Хм. Ну, предположим. А теперь – пошевеливайтесь. К десяти вечера все сборы должны быть закончены. Чемоданы сложены в правом углу и покрыты брезентом. Хватайте их – и бегом вниз!
8
Афины, три дня спустя
Над центральной частью Афин нависла гнетущая жара. Флаги на флагштоках перед Политехникумом вяло свисали вниз – не чувствовалось ни единого дуновения ветерка. Воздух дрожал над мостовыми, как над раскаленной сковородой. Даже голуби, обычно стаями слетавшиеся на площадь между Политехникумом и Национальным археологическим музеем, укрылись в тени в ожидании вечерней прохлады.
В помещениях факультета навигации и морской техники было гораздо прохладнее. Толстые стены обладали способностью постепенно накапливать тепло и медленно отдавать его. Поэтому здесь не приходилось мерзнуть, если была нужда поработать ночью, а днем, когда солнце превращало Афины в адскую печь, здесь царила прохлада.
Профессор Христос Папастратос, декан факультета, занимался подготовкой материалов к завтрашним лекциям, когда в дверь его кабинета постучали.
– Войдите! – откликнулся он.
В дверном проеме возникла взъерошенная голова его молодого секретаря.
– А, это ты Грегориос, – кивнул профессор. – Что стряслось? Ты же знаешь, что когда я готовлюсь к лекциям, мне нужно полностью сосредоточиться.
– В коридоре находятся посетители, которые непременно хотят побеседовать с вами!
– Им следует предварительно записаться на прием. Мои приемные часы – по понедельникам и средам с семнадцати ноль-ноль.
– Но они настаивают, ссылаясь на то, что дело не терпит отлагательства. Они также утверждают, что у них есть серьезные рекомендации и что вы непременно примете их, когда узнаете, о чем идет речь.
Профессор вздохнул.
– Неужели никто уже не договаривается о встречах заранее, как бывало раньше? – Он раздраженно провел рукой по волосам. – Что за время! Все постоянно куда-то спешат. Все должно происходить быстро, очень быстро, еще быстрее… В такой суматохе нет ничего хорошего… Что это за люди?
– Я думаю, это немцы, – ответил Грегориос. – У них довольно странный акцент. Да и сами они более чем странные.
– Немцы? Они сказали, что им понадобилось здесь?
Секретарь отрицательно затряс головой.
Христос Папастратос отодвинул стул и поднялся.
– Хорошо. Максимум полчаса. Впусти их!
Он захлопнул папку с материалами и водворил ее на полку. А когда повернулся к столу, в кабинет уже входил рослый господин в длинном сюртуке и цилиндре. В руке у него была черная трость с рукоятью в форме позолоченной львиной головы.
Посетителя сопровождали темнокожая женщина и два совсем еще молодых человека – девушка, одетая в элегантное голубое платье, и юноша в твидовых брюках, белой рубашке и кепи. В ногах у них путалась – профессору Папастратосу пришлось надеть очки, так как он усомнился в собственных глазах, – настоящая новозеландская киви. Острые коготки редкостного создания отчетливо пощелкивали по мраморным плитам пола.
Рот почтенного декана приоткрылся от изумления. Секретарь назвал этих людей «странными», и в этом не было ни малейшего преувеличения.
– Профессор Папастратос? – произнес рослый господин, распахивая руки, словно для дружеского объятия. – Вы просто не представляете, как я рад познакомиться с вами! Мне рекомендовали вас самым наилучшим образом. Я бы даже сказал, что вы – наша последняя надежда…
Господин с некоторыми затруднениями говорил по-гречески, но, несмотря на акцент, понять его было несложно. К тому же, он явно принадлежал к кругу образованных людей.
– Звучит интригующе, – опомнившись, заметил Папастратос. – Чем могу быть полезен?
– Для начала позвольте представиться. Меня зовут Гумбольдт. Карл Фридрих фон Гумбольдт. А это мои спутники: Элиза Молина, Шарлотта Ритмюллер и Оскар Вегенер.
Профессор вскинул брови.
– Вы носите фамилию Гумбольдт? Такую же, как известный натуралист?
– Александр фон Гумбольдт был моим отцом, – подтвердил господин.
– Невероятно, – покачал головой декан. Вряд ли этот посетитель действительно был потомком великого натуралиста, но теперь Папастратосу уже хотелось узнать, что его привело сюда.
– Сочту за честь приветствовать вас в стенах моего факультета. Полагаю, вы тоже естествоиспытатель?
– До самого последнего времени я