В Гонконге я осознал, что моя страна когда-то совершила нечто грандиозное и великое, какое-то рукотворное чудо. И, глядя на бескрайнее море огней, я ощущал себя частичкой этого чуда.
Но у меня не было веской причины стремиться сюда в отличие от нашего АКМа, искавшего свои корни, или от людей, оказавшихся здесь из-за Будды или Брюса Ли.
А потом я встретил Роуз. Она и стала самой главной моей причиной.
Старик-китаец отнюдь не единственный признак жизни. На дальней дорожке парка виднеются «осколки» субботнего вечера — стайка туповатых подростков, еще не разошедшихся по домам.
Ребята в этой группке всех цветов кожи, и, хотя я очень даже за многополярный мир и дружбу народов, зрелище того, как они, от нечего делать, время от времени швыряют в голубей увесистые камушки, как-то убавляет оптимизм по поводу стремления человечества к миру во всем мире.
Наблюдая, как я натужно ковыляю в их сторону, они обмениваются понимающими ухмылками, и тут я задаю себе вопрос: что смешного-то?
Ответ приходит сразу. Они ржут над красномордым, в новехоньком спортивном костюме, пыхтящим, жирным типом, которому некуда и не с кем было отправиться в субботу вечером. Который баиньки плюхается пораньше. Который ничего особенного собой не представляет. Может, хватит мне самоедством заниматься?
— Слышь, зацени чела, — говорит один из них.
«Зацени чела?» Что бы это значило? «Чел» — это я, что ли? Запенить чела. Что-то новенькое…
— Он, типа, жирный, что как бы две бабы под одеялом машутся, прикинь?
— Такое сало, что, если как бы на паспорт, его на самом деле со спутника щелкают.
— Короче, прикинь, по жиру такому капитан Ахаб конкретно тянется.
Как бывший учитель английского языка я приятно удивлен этой попутной ссылкой на персонаж из «Моби Дика». А они, в общем-то, неплохие ребята. И хотя они ржут надо мной во все горло, я улыбаюсь им, как мне кажется, дружелюбной улыбкой. Но они продолжают ухмыляться и скалиться в мою сторону. Не переставая гоготать, они уходят, оставляя после себя ореол бурлящей юношеской энергии пополам с недомыслием и скудоумием.
Я быстро отвожу взгляд и вдруг вспоминаю, что в кармане спортивного костюма на случай всяких неожиданностей припасен батончик «Сникерса». Усевшись на мокрую скамейку, я жую шоколадку под пристальным взором линялой серой белки.
Потом я еще долго-долго сижу и без конца кручу обручальное кольцо на безымянном пальце левой руки. Мне одиноко как никогда.
_____
Мы познакомились с ней на пароме «Звезда», старой бело-зеленой двухпалубной посудине, что во множестве курсируют между материковым Китаем и Гонконгом.
Нет, не совсем так. На пароме «Звезда» мы не познакомились, а просто впервые увидели друг друга. Мы не представлялись, не обменивались телефонами, не договаривались встретиться «как-нибудь еще». Я никогда не был мастером знакомиться на улице, и Роуз не стала исключением. Но в первый раз я увидел ее именно на пароме, когда она протискивалась через турникет с огромной картонной коробкой в руках, подпирая ее ногой и одновременно пытаясь опустить в автомат несколько монеток.
Она влилась в толпу ожидавших парома на пристани — одинокая европейка, со всех сторон окруженная аборигенами: ушлыми кантонскими бизнесменами, направлявшимися в свои офисы в здешнем Сити, стильными черноволосыми секретаршами в мини-юбках и с мобильниками, молодыми мамами и их очаровательными пухлолицыми детьми с потрясающими элвисовскими челками-помпадур. На причале скопились смачно отхаркивавшие и плевавшие за борт уличные торговцы в безрукавках, хрупкие золотозубые старушки с редкими седыми волосами, рабочие-филиппинцы и даже невесть откуда взявшийся турист, тихо и покорно жарившийся на солнце.
Волосы у нее были черные, как у китаянок, а кожа очень бледная, словно она только что прибыла из края вечных дождей. На ней был скромный деловой костюм-двойка, но огромная картонная коробка придавала ей такой вид, как будто она собиралась отправиться торговать на один из бесчисленных базарчиков к западу от Сити. Но я знал, что это не так.
С грохотом опустились сходни, и толпа хлынула на палубу. Я смотрел, как она отчаянно сражается со своей коробкой, и обратил внимание, что у нее круглое, сосредоточенное и очень молодое лицо, широко посаженные глаза и крошечный рот. Можно было даже сказать, что она красива, пока женщина не улыбнулась. Когда же она все-таки улыбнулась, извинившись перед каким-то бизнесменом, что задела его коробкой, — чары рухнули в мгновение ока. Ее крупнозубая улыбка бросала вызов канонам красоты в их обычном понимании. Но было в этой улыбке нечто столь притягательное, что незнакомка буквально резанула меня по сердцу и заворожила так, как не смогла бы околдовать прекраснейшая из кинозвезд. Она была более чем красива — просто восхитительна.
Я отыскал место и сел. Сиденья заполнялись с катастрофической быстротой. Она стояла рядом, смущенно улыбаясь, вцепившись в свою коробку, окруженная желтолицей, черноволосой толпой, а под ее ногами мерно вздымалась и покачивалась палуба.
От Колуна до Гонконга всего-то семь минут — это самая короткая морская переправа в мире, — но это километр морского слалома между рыбацкими джонками, баржами, лайнерами, буксирами и сампанами. И эти семь минут тянутся целую вечность, если тащить коробку с собственный рост.
Я поднялся:
— Извините, не хотите присесть?
Она изумленно уставилась на меня. В то время я был довольно худощавым. Не таким, конечно, стройным красавцем, как Брэд Питт, но и не Человеком-слоном. Я не думал, что она хлопнется в обморок от страстного желания или, наоборот, от тошнотворного отвращения. Но полагал, что она хоть как-то отреагирует. А она продолжала смотреть на меня немигающим взором.
Сперва я счел, что она англичанка или американка. Теперь, приглядевшись к ее черным волосам, широко посаженным глазам и выступающим скулам, решил, что незнакомка родом откуда-то из Средиземноморья.
— Вы говорите по-английски?
Она кивнула.
— Не хотите присесть?
— Спасибо, — сказала она. — Но тут ехать-то всего ничего.
— Зато коробка о-го-го!
— Приходилось таскать и побольше.
И вновь эта улыбка. Медленная и какая-то натянутая, вымученная. Наверное, она подумала: «Кто этот странный парень с Фрэнком Синатрой на футболке (Фрэнк в зените славы, в своей коронной шляпе) и мятых хлопчатых штанах? Кто этот человек-загадка? Явно не атлет, но все-таки ближе к Брэду Питту, чем к Человеку-слону. Кто же он?»
Ее коробка оказалась набита папками, большими коричневыми конвертами и документами с солидными красными печатями. Так, значит, она юрист. Я испытал мимолетную вспышку возмущения, досады и обиды одновременно. Она, наверное, разговаривала только с мужчинами в дорогих костюмах и с шестизначными суммами на карточках. А я являлся парнем в линялой футболке и с годовой зарплатой (если ее перевести в фунты стерлингов), едва дотягивавшей до пяти знаков.
— Вот уж не думала, что на пароме положено уступать места женщинам, — сказала она. — Времена не те.
— Вот