Тонкий, словно клинок, полумесяц отражался в воде, и Шарп мог хорошо разглядеть леди Грейс. Закутавшись в темный плащ, ее светлость стояла под кормовым фонарем. Служанки не было, и тогда Шарп встал рядом с женщиной, положил руки на перила и молча вгляделся в посеребренный полумесяцем след, оставляемый за кормой. Над ними в высоте на бизань-мачте белел огромный трисель.
Они молчали. Когда Шарп встал рядом, леди Грейс взглянула на него, но не шелохнулась.
— Полман, — промолвил Шарп тихо, заметив, что потолочные окна обеденной залы открыты, и не желая, чтобы кто-нибудь подслушал их разговор, — клянется, что знать не знает капитана Кромвеля.
— Полман? — нахмурилась ее светлость.
— Барон фон Дорнберг никакой не барон, миледи, — с легкостью нарушил Шарп слово, данное Полману. Но теперь, когда он стоял так близко к леди Грейс и вдыхал аромат ее духов, это не имело значения. — Его имя Энтони Полман. Когда-то он дезертировал из ганноверского полка на службе у Ост-Индской компании и стал неплохим наемником. Именно он командовал неприятельской армией при Ассайе.
— Командовал? — удивилась ее светлость.
— Да, мэм. Полман командовал маратхами.
Она снова посмотрела на море.
— Почему вы не выдали его?
— Он мне всегда нравился, — пожал плечами Шарп. — Когда-то Полман хотел сделать меня офицером в армии маратхов, и признаюсь, я это запомнил. Обещал, что с ним я разбогатею.
Леди Грейс улыбнулась:
— Вы хотите разбогатеть, мистер Шарп?
— Лучше быть богатым, чем бедным, миледи.
— Верно. А почему вы рассказали мне о Полмане сейчас?
— Он солгал мне, мэм.
— Солгал?
— Заявил, что почти не знает капитана, а от вас я узнал, что это не так.
Она повернулась к Шарпу:
— Возможно, это я вам солгала?
— А вы солгали?
— Нет. — Леди Грейс бросила взгляд на окна обеденной залы и отошла к дальнему краю шканцев, где к планширу была привязана маленькая сигнальная пушка. После секундного раздумья Шарп последовал за ней. — Мне все это не нравится, — тихо промолвила женщина.
— Что именно, мэм?
— То, что мы изменили курс. Ради чего?
Шарп пожал плечами:
— Полман говорит, мы пытаемся обогнать конвой, чтобы повыгоднее пристроить груз в Лондоне.
— Никто не плавает восточнее Мадагаскара! — воскликнула леди Грейс. — Мы потеряли течение Игольного мыса. К тому же, идя этим курсом, мы окажемся гораздо ближе к Иль-де-Франс.
— К Маврикию?
Ее светлость кивнула. Маврикий был вражеской базой в Индийском океане — островная крепость с большой гаванью, защищенной коварным коралловым рифом и каменными фортами.
— Я сказала об этом лорду Уильяму, — с горечью добавила она, — но он только посмеялся надо мной. Что я в этом понимаю? А Кромвель, по его словам, знает свое дело и сам во всем разберется. — Леди Грейс замолчала, и внезапно Шарп с удивлением осознал, что она плачет. Еще несколько мгновений назад леди Грейс была такой надменной и вот, надо же, заливается слезами. — Ненавижу Индию, — промолвила она немного погодя.
— Почему, миледи?
— Здесь все умирают, — резко ответила она. — Две мои собаки умерли… и еще сын.
— Господи, я и не знал!
Леди Грейс не ответила.
— Да и я сама чуть не умерла от лихорадки. — Она всхлипнула. — Иногда я жалею, что выжила.
— Сколько лет было вашему сыну?
— Три месяца, — тихо промолвила она. — Он был моим первенцем, таким крошечным и славным, с такими маленькими пальчиками, и уже мог улыбаться. Только научился улыбаться и вот сгнил в этой земле! Все здесь умирает и гниет! Все чернеет и разлагается! — Рыдания усилились, плечи женщины сотрясались.
Шарп развернул ее и прижал к груди. Леди Грейс припала к его плечу.
Спустя несколько секунд она успокоилась.
— Простите, — прошептала леди Грейс и отстранилась, но руки Шарпа все еще лежали на ее плечах.
— Ничего, — сказал он.
Голова женщины склонилась, и Шарп почувствовал запах ее волос. Затем леди Грейс подняла голову и взглянула ему в глаза:
— Вам когда-нибудь хотелось умереть, мистер Шарп?
Он улыбнулся:
— Не думаю, что для мира это стало бы большой утратой, миледи.
Леди Грейс нахмурилась и вдруг рассмеялась. Ее лицо, впервые с тех пор, как Шарп увидал его, озарилось светом. Господи, как она прекрасна, подумал Шарп и, не сдержавшись, наклонился и поцеловал ее. Леди Грейс оттолкнула его, и Шарп приготовился пробормотать бессвязные извинения, но женщина всего лишь высвободила руки и обхватила Шарпа за шею. Она впилась в его губы с такой страстью, что Шарп ощутил во рту привкус ее крови. Отстранившись, леди Грейс вздохнула и прижалась к нему щекой.
— Господи, — прошептала она нежно, — мне хотелось сделать это с первой минуты нашей встречи!
Шарп тщетно пытался скрыть изумление:
— А я считал, что вы меня даже не замечаете, миледи!
— Ты болван, Ричард Шарп.
— А вы, миледи?
Она снова притянула его голову к себе:
— А я еще глупее тебя. Теперь я это точно знаю. Сколько тебе лет?
— Двадцать восемь, миледи, насколько мне известно.
Она улыбнулась, и Шарп подумал, что никогда еще не видел леди Грейс такой счастливой. Затем она потянулась к нему и нежно поцеловала в губы.
— Меня зовут Грейс, — мягко поправила она, — и что значит «насколько мне известно»?
— Я не знал ни матери, ни отца.
— Кто же вырастил тебя?
— Никто, мэм… прости, Грейс. — Шарп покраснел. Он легко мог представить, как целует ее и даже как ласкает ее тело, но вымолвить ее имя — на это надо было решиться. — Несколько лет я жил в приюте, затем меня отдали в работный дом, а потом пришлось самому за собой присматривать.
— Мне тоже двадцать восемь, — сказала она, — и еще никогда в жизни я не была счастлива. Какая же я глупая! — Шарп с недоверием смотрел на нее. Грейс рассмеялась. — Это правда, Ричард.
Раздались голоса, блеснул свет — матросы открыли компас в нактоузе. Ричард и Грейс отскочили друг от друга и уставились за борт. Свет погас. Несколько мгновений леди Грейс молчала, и Шарп решил, что она сожалеет о случившемся, но женщина только мягко промолвила:
— Ты похож на сорняк, Ричард, ты прорастешь везде. Буйный сорняк, способный победить любые колючки. А я — словно роза в саду, избалованная и изнеженная, способная расти только там, где решит садовник. — Грейс вздрогнула. — Я не ищу твоей жалости, Ричард. Ты не должен жалеть тех, кто знатнее и богаче тебя. Просто хочу, чтобы ты понял, почему я с тобой.
— И почему же?
— Потому, что я одинока и несчастна, — коротко ответила она, — и еще потому, что ты мне нравишься. — Грейс нежно провела подушечкой пальца по шраму на щеке Шарпа. — Ты даже не сознаешь, как чертовски привлекателен, Ричард! Впрочем, на лондонской улице твое лицо наверняка испугало бы меня.
— Испорченный и очень опасный, — сказал Шарп, — да, я такой.
— Я здесь еще и потому, — продолжила она, — что это так сладко — забыть о правилах и приличиях! Капитан Кромвель назовет наши чувства низменными инстинктами, и боюсь, что в конце концов все это плохо