— Эй, дай мне руку.

Я бы предпочла проигнорировать Эллиота, достать «Остров сокровищ» из моей сумки и сопоставить части стихотворения с точками на карте, но понимаю, что в какой-то момент мне понадобится узнать, что в этом ящике, поэтому бросаю сумку на пол рядом с муралом и пересекаю комнату.

— Сегодня твой счастливый день, — говорю я, присаживаясь рядом с ним на корточки. — У меня их целых две.

Эллиот закатывает глаза.

— Видишь эту пластиковую деталь сверху? Мне нужно, чтобы ты надавила на нее, когда я поверну отмычку и открою дверь.

Я делаю, как он говорит, и спустя пару секунд стеклянная дверь отъезжает в сторону.

— И ты, конечно же, знаешь, как взламывать замки.

— Конечно, — ухмыляется он. Этим Эллиот и занимался последние два года, с тех пор как превратился из отличника класса в татуированного плохого парня. Это раздражало, и не просто потому, что ухмылки всегда раздражают, а потому что Эллиот Торн был худшим плохим парнем, какого я только знала.

Я заблуждалась, как и остальные в Уайлдвелле, прежде чем Сейди подтолкнула меня совершить мой великий акт непослушания. Она провела бы второй год учёбы, указывая на высокую фигуру Эллиота, виднеющуюся в толпе учеников, внимательно наблюдая за тем, как он болтался у главного входа и никогда не заходил обратно. «Ты могла бы узнать много всего о независимости от этого парня», — сказала она.

Я нахмурилась и возненавидела Эллиота ещё больше. Позднее на той же неделе, в день, который пахнул как мокрые листья, Сейди и я заметили, что Эллиот ушёл из школы до четвертого урока.

— Он совершенно один, — сказала она. — Его ждёт приключение.

— Я не хочу приключений, — приключения были по части Сейди.

Она опустила голову мне на плечо и едва слышно прошептала:

— Это нормально, если иногда мы будем порознь.

Я вскочила. Я даже ни разу не оглянулась, когда убегала от Сейди. И позже днём, когда я должна была быть в спортзале, я проследила за Эллиотом, когда он пропустил вторую половину уроков. После размышлений Сейди о занятиях Эллиота, когда он один, я ожидала увидеть вандализм, торговлю наркотиками или мелкую кражу. Вместо этого я села на автобус до соседнего университета. В итоге я оказалась на задних рядах лекционной аудитории, засыпая во время урока по теме, которую я забыла уже по дороге домой.

С тех пор мне с трудом удавалось воспринимать всерьёз его замашки «плохого парня», и сейчас был как раз тот случай. Я оставляю его перед распахнутым стеклянным ящиком, а сама возвращаюсь к карте. Моя копия «Острова сокровищ» знакомо лежит в руках, и я перелистываю на последнюю страницу с первой же попытки.

— Ты ведь слышал о Звездных Камнях, верно?

Эллиот возникает рядом со мной, принося с собой запах лаванды. Я, конечно, понимаю, что это его мама покупает стиральный порошок, но где бы это было видано, чтобы плохие парни пахли лавандой?

Он проводит пальцами по настенной росписи, где шесть камней скрыты среди деревьев в долине, которая пролегает между горами и скалой. Чтобы помочь людям, которые не могут найти символ звезды, художник провёл светло-жёлтую линию от камня до камня.

— Я не вчерашний, — все знают о Звездных камнях, также, как знают о дыре, Деве Марии и раке Сейди. В Уайлдвелле все про всё знают.

— Дорис Ленсинг говорит, что они не имеют никакого отношения к дыре, — говорю я.

Эллиот усмехается.

— Никто не стал бы возводить камни на каждом конце звезды без причины. Если он, конечно, не засранец.

— Может, там зарыто сокровище.

— Команда, обнаружившая камни в 1886 году, считала, что символы на северном Звездном Камне были картой. Несколько лет спустя они провели раскопки. Под ним оказалась пещера — целая система известняковых пещер — но на этом все. Десятилетия поисков, и ничего, кроме пустых пещер, — он обводит контур на стене, так сильно прижав палец, что ноготь белеет. — Они что-то упустили.

В устах Эллиота слово «они» звучит, как оскорбление. Но он же Торн. Они всегда считали саму мысль о других искателях сокровищ отвратительной.

Я оставляю его там, ковырять ногтем штукатурку, словно сокровище спрятано под ней. Словно дыра в стене удовлетворит его любопытство о дыре в земле.

— Срань господня, — восклицает Эллиот, и в тишине маленькой комнаты звук кажется криком. Его глаза округляются так сильно, что я вижу их белки с другого конца комнаты.

— Руби, — говорит он.

Я удивлена, что он знает мое имя, и не потому, что большинство людей называют меня сестрой Сейди или вообще никак не называют. Я удивлена, потому что мы с Эллиотом разговаривали всего дважды, много лет назад, когда он был другим человеком.

Его глаза распахиваются еще шире.

— Руби.

Ещё до того, как он сменил дизайн своего гардероба и тела, у Эллиота был такой вид, из-за некого уклона губ и прищура глаз, что казалось, что он знает секрет, и никто другой не обладал достаточным умом, чтобы узнать его. Но теперь он смотрит на меня с улыбкой, которая говорит, что мы партнеры в чём-то, чём-то редком и важном.

Это пугающая мысль.

Я опускаю взгляд, и именно тогда замечаю её. Поймана в смертельную ловушку.

Обложка красного и чёрного цветов и белый череп.

ГЛАВА 3: РУБИ

Стащить свою книгу обратно оказалось невероятно легкой задачей. Эллиот разглядывает карту, когда я подхожу к нему и выдергиваю «Остров сокровищ» у него из рук.

Он хмурит брови.

— Я видел стихотворение. Ты же знаешь, что это, верно?

— Конечно, я знаю, что это, — фыркаю я. Но мне плохо дается общение. Раньше я всегда общалась с Сейди, а она уже со всеми остальными. Теперь же у меня в голове вертятся слова, которые хотят очутиться у меня на языке. Вот только мои слова грубые, не такие красивые и ладные, какими перебрасывалась Сейди.

Но об этом у меня вообще нет необходимости говорить. Мне нужно превратить стихотворение в инструкцию, а мили пустой темноты в сокрытое место для потерянного сокровища.

Я блуждаю около витрин, где выставлены единственные объекты, которые выплюнула та, скупая на дары, яма, с тех пор, как она была обнаружена в 1845 году. Стекло запотевает от моего дыхания, пока я читаю о монете, найденной в 1943 году. Это совсем не идеальный круг из шоколадных монеток в сувенирном магазине музея. Вряд ли это ещё круг. Правая сторона прямая и тоньше других. Это серебро, я знаю это, потому что все знают об этой монете, но она — тускло-серая, не блестящая, как монета в 10 центов.

Эллиот сдвигает меня в сторону, опускается на пол и вставляет в замок пару скрепок для бумаг.

— Знаешь, кто это написал? Ты расшифровала его?

Я нажимаю на пластиковую ручку.

— Нет.

Я надеялась, что он поймёт намёк и закроет тему, но кормить Эллиота информацией