– Эй, в чем де… – Она осекается, потому что из дверей выходят четверо парней, идя с таким видом, будто ее тут вообще нет. Все четверо высокие, мрачные и чертовски притягательные, но меня интересует только один из этой четверки.
Тот, с кем я разговаривала в коридоре первого этажа.
Однако я ему, похоже, не интересна – он проходит мимо с каменным лицом и ледяным холодом во взгляде – так, будто я пустое место.
Будто он вообще меня не видит, хотя ему приходится обогнуть меня, чтобы пройти.
Будто совсем недавно он не беседовал со мной целых пятнадцать минут.
Вот только он слегка задевает меня плечом, и меня обдает жар. И хотя логика подсказывает мне, что это прикосновение было случайным, я не могу избавиться от мысли, что он сделал это нарочно. Как не могу удержаться от того, чтобы не повернуть голову и не посмотреть ему вслед.
Это просто потому, что я на него зла, говорю я себе. Просто потому, что мне хочется сказать ему пару ласковых за то, что после нашего разговора он просто-напросто взял и исчез.
Мэйси ничего не говорит ни ему, ни остальным парням, Флинт тоже словно воды в рот набрал. Оба они ждут, когда все четверо освободят дорогу, после чего заходят в коридор, будто ничего не случилось. Хотя их только что унизили, притом самым наглым образом.
Теплая рука Флинта еще крепче сжимает мою талию, и я невольно начинаю гадать – почему прикосновение парня, у которого в жилах течет ледяная кровь, обжигает меня, а от близости того, кто в прямом смысле дарит мне свое тепло, мне ни холодно ни жарко? Похоже, из-за того, что в моей жизни сейчас царит полный бардак, у меня ум заходит за разум.
Мне хочется спросить, кто такие эти четверо, хочется спросить, кто он, чтобы наконец узнать имя этого парня с умопомрачительным телом и красивым лицом, но возникает такое чувство, будто сейчас не время задавать вопросы. А потому я держу рот на замке и оглядываюсь по сторонам вместо того, чтобы зацикливаться на мыслях о парне, который мне даже не нравится.
По обе стороны северного коридора тянутся ряды массивных деревянных дверей, на большей части которых имеются те или иные украшения. На одной красуются засушенные розы, образующие Андреевский крест, на другой подвешена затейливая ветроловка, третья облеплена множеством стикеров с изображениями летучих мышей. Интересно, тот, кто живет за этой дверью, собирается изучать рукокрылых или же он просто фанат Бэтмена?
Как бы то ни было, все эти украшения вызывают у меня живейшее любопытство, особенно ветроловка, поскольку я не могу себе представить, чтобы в находящемся внутри здания коридоре дули ветра, – и меня нисколько не удивляет, когда Мэйси останавливается перед дверью, украшенной наиболее искусно. Она увита большой гирляндой из живых цветов и завешена занавесом из нитей изысканных разноцветных хрустальных бус.
– Вот мы и пришли, – говорит моя двоюродная сестра, энергично распахивая дверь. – Дом, милый дом.
Прежде чем я переступаю порог, мимо нас проходит еще один донельзя привлекательный парень, одетый во все черное. И хотя он игнорирует нас точно так же, как те четверо мрачных парней, которых мы встретили у входа в коридор, я чувствую, как по шее у меня бегут мурашки. Потому что, хотя я уверена, что мне это просто мерещится, у меня вдруг возникает такое чувство, будто за мной следят.
Глава 5
Между ярко-розовым цветом и Гарри Стайлзом[4] есть кое-что общее
– Где тут ее кровать? – спрашивает Флинт, втащив меня в комнату.
– Та, что справа, – отвечает Мэйси. Ее голос снова звучит странно – на пару октав выше, чем обычно, и я оглядываюсь через плечо, чтобы посмотреть, все ли с ней в порядке.
Она выглядит нормально, но глаза у нее округлились и она все время зыркает то на Флинта, то на все остальное. Я вопросительно смотрю на нее, но она только молча качает головой, что означает: не говори НИЧЕГО. И я не говорю.
Вместо этого я оглядываю комнату, которую мне несколько месяцев предстоит делить с моей двоюродной сестрой. И сразу же понимаю: что бы она там ни говорила насчет того, что я без проблем могу попросить для себя отдельную комнату, она с самого начала планировала поселить меня именно тут.
Начать хотя бы с того, что все ее вещи аккуратно разложены и расставлены только в одной половине комнаты, оформленной в радужных цветах. И еще, незанятая кровать уже застелена – ну конечно, как же иначе? – ярко-розовым бельем и ярко-розовым стеганым пуховым одеялом с рисунком из огромных белых цветов гибискуса.
Этот оттенок розового куда больше напоминает мне куклу Барби в костюме для сёрфинга, чем мой дом, но Мэйси я не скажу этого ни за что. Ведь очевидно, что моя двоюродная сестра была готова разбиться в лепешку, чтобы мне тут было уютно. И я ценю ее старания.
– Спасибо. Это так мило.
– Весьма веселый цвет, – замечает Флинт, помогая мне добраться до кровати. По взгляду, которым он смотрит на меня, я вижу, что сказано это не без иронии, и от этого он начинает нравиться мне еще больше. Тот факт, что он понимает, насколько несуразен выбор Мэйси, но слишком тактичен, чтобы сказать нечто такое, что могло бы задеть ее самолюбие, еще выше поднимает его в моих глазах. Возможно, мне повезло и у меня появился еще один друг, думаю я.
Она ставит мои чемоданы возле изножья кровати, затем отходит в сторону, а я плюхаюсь на матрас, поскольку у меня все еще немного кружится голова.
– Тебе что-нибудь нужно? – спрашивает он.
– Спасибо, нет, – отвечаю я. – Спасибо за помощь.
– Всегда пожалуйста, Новенькая. – Он дарит мне сияющую улыбку. – Обращайся.
Я почти уверена, что при виде этой улыбки у моей двоюродной сестры вырывается чуть слышный стон, но она ничего не говорит, а просто подходит к двери и, натянуто улыбаясь, ждет, когда он выйдет. На прощание он машет мне, затем, сжав пальцы в кулак, касается им кулака Мэйси.
Как только она закрывает за ним дверь и запирает ее, я говорю:
– Ты запала на Флинта.
– Вовсе нет! – отвечает она, выразительно глядя на дверь, как будто он может слышать наш разговор, несмотря на толстые доски.
– Да ну? Тогда в чем дело?
– В каком смысле? – Ее голос опять стал на пару октав выше, чем обычно.
– Сама знаешь, в каком. – Я ломаю руки, хлопаю ресницами и довольно сносно имитирую те звуки, которые она успела издать с тех пор, как ее отец попросил Флинта помочь.
– Я никогда так не делаю.
– Очень даже делаешь, – говорю я. – Но я что-то не пойму – если он