— Говоришь, разбираешься в искусстве начертания, юнец? — смерив Эдвана насмешливым взглядом, протянул мастер Регин, вот уже пятьдесят лет занимающий должность главного мастера начертания на Перевале Тысячи Гроз. Он справедливо считал библиотеку и Дом своей вотчиной, куда обычно не принимали никого младше сорока. Во всяком случае, точно никого из вчерашних учеников.

Не то, чтобы существовал какой-то особый возрастной барьер или правило, просто обычно одарённые начинали интересоваться этим искусством всерьёз примерно, когда успевали перенасытиться сражениями, тренировками, и погоней за новой ступенью или званием в гарнизоне. Новые ранги в таком возрасте давались уже очень тяжело, среди бойцов даже существовало поверье, что если не достичь Озера к сорока годам, после уже нет смысла пытаться. Хотя это, конечно же, было чушью. Возраст играл свою роль, но зачастую дело было в нежелании рвать жилы для следующего ранга и сидеть в грозовом ущелье вместе с сопляками, ошибках в ранних тренировках, либо в банальной нехватке камней атры и других ресурсов.

Собственно, желание обзавестись последними и толкало одарённых в сторону каких-нибудь искусств. Алхимии, травничеству, кузнечному делу, начертанию, любому другому ремеслу или охоте на опасных тварей. И начертание мало кто выбирал — всё же, оно было почти таким же скучным и нудным, как алхимия, только без алкоголя. Увы, мастер Регин не мог научить, как с помощью своего искусства сотворить бутылку вересовки, да и не пытался. Он искренне считал себя и других мастеров выше столь низменных попыток привлечь соискателей. Может быть, именно поэтому в Доме Начертаний не было молодых, в отличие от алхимиков. Там новичков всегда хватало.

— Кое-что понимаю, — ответил Эдван безразлично разглядывая старика, — не мерь меня местной меркой, мастер. Я занимался этим ещё в Долине Белой.

— Ладно, — чуть скривившись, проскрипел Регин. Старый мастер был высоким, худым, и сморщенным, как сушеная слива, особое сходство с которой ему добавлял тёмно-синий халат и пурпурная рубаха, — за тебя просил Орм. Пошли, покажешь, что умеешь. Если ты действительно хоть самую ничтожную малость понимаешь в нашем искусстве, в чём лично я сильно сомневаюсь, то будешь почётным членом Дома Начертаний. Но учти! — ворчливо проскрипел Регин, — наше искусство требует полной самоотдачи! Я не потерплю халтуры! Если хочешь целый день бегать в грозовое ущелье, по трактирам, бабам, или куда там ещё молодёжь шляется, лучше сразу забудь!

— Не волнуйся, мастер, в грозовое ущелье я пойду только через пару дней, — отмахнулся от него Эдван, — тело ещё не привыкло к новому ядру.

— Надо же, — ворчливо фыркнул Регин, — хоть кто-то из молодёжи додумался, что развиваться надо постепенно. Редкое явление в наши дни! Всем обычно подавай всё сразу, первое ядро не успело оформиться, они уже второе лепят. Всё торопятся за ворота вылезти, Яль пересечь. Подвиги подавай! И какой у тебя ранг, сопляк?

— Шестой, — ответил Эдван и, в подтверждение своих слов отпустил атру внутри сосуда, позволив той открыто взаимодействовать с внешним миром. Он заметил, что из-за высокой насыщенности энергией здесь, в самом сердце Перевала, было довольно трудно почувствовать чужой ранг и даже самого лёгкого сокрытия хватало, чтобы исчезнуть. Конечно, от целенаправленного изучения чувством атры он бы не спасся без доспеха Лунной тени, но пока ещё никому не пришло в голову изучать его хоть сколько-нибудь пристально. Зачем? В конце концов, это тоже не так-то просто сделать, да и он уже не чужак.

— И для кого я только что распинался про торопливых сопляков?! — фыркнул Регин, — ты чем вообще думал?!

— Поучи меня ещё развиваться, дед! — точно так же фыркнул Эдван, — все мои ядра отличные, как первое, а атра плотна, как ртуть! Может в начертании ты и мастер, но уж в развитии я обойдусь без твоих советов.

— Конечно, обойдётся он, — проворчал Регин, — прав был Орм, наглый и дерзкий без меры. Ещё сопли под носом не высохли, а уже с мастером спорит! Ничего, посмотрим, как ты запоёшь у ближайшей стены. И на начертание твоё тоже посмотрим, мелкий гадёныш.

— Смотри, чтоб глаза потом не лопнули от удивления, — пробормотал Эдван.

— За мои-то не переживай, лучше следи, как бы мозги от натуги не вскипели. Если есть, чему кипеть, — проворчал Регин в ответ.

Он ничуть не обиделся на непочтительность и дерзость Лаута. Старик не придавал таким мелочам особого значения, он и сам мало когда снисходил до вежливого общения. На всём Перевале Тысячи Гроз было лишь несколько человек, к которым вредный старик относился с искренним уважением. Всех остальных же он ни во что не ставил. Впрочем, на его грубость никто и не жаловался — давно привыкли, что возражать или спорить себе дороже. Регин обожал ворчать и ругаться абсолютно по любому поводу, особенно часто прохаживаясь по умственным способностям молодого поколения. Делал он это