4 страница
Тема
– это собака такая, но это слишком заумное кино, то ли дело «Тупой и еще тупее».

Не каждому быть академиком, но Эля искренне считала, что общаться с этими людьми долго нельзя. Мозг усохнет.

Ирину заинтересовала полученная информация. Даже если делить на сорок, получится все равно логично.

– Значит, смазливые, но глупые?

– Да.

Самый тот контингент. Осталось побеседовать с Сухаревыми, и убедиться, что Эля не слишком преувеличила.

* * *

Примерно через час Ирина убедилась, что в лице Элины ей попалась крайне редкая разновидность человека – называется свидетель адекватный.

То, что практически никогда не встречается.

Все мы пристрастны, у всех субъективное восприятие, у всех свое ценное мнение – и никто не постесняется навязать его полиции. Понятное дело, если Иван Иванович поссорился с Иваном Никифоровичем, то последний в изложении первого предстанет этаким воплощением Люцифера.

Эля же не соврала.

Она сказала, что семья вроде как дружная. Родители работают, дочери дружат… дружили. Младшая куда-то пропала, но Эля не огорчилась. Баба с возу – вони меньше.

Сухаревы жили в небольшой двушке.

Одна комната родителей, вторая – детей. Обе комнаты заставлены разномастной мебелью, часто самодельной, завалены вещами…

Уборка?

Страшное слово, его здесь не знают.

Вещи валяются вперемешку, и колготки, платья, рубашки, расчески, и тут же откуда-то детская коляска, косметика, ведро с огурцами, эмалированный тазик…

Ирина поежилась. Интересно, не завелась ли тут заодно и внеземная разумная жизнь? Девушка не удивилась бы – в этом бардаке и Чужой с Хищником окажутся незамеченными. Но поговорить-то надо в любом случае.

Зато хозяйка, открывшая дверь, была хороша, как картинка. Мать двоих дочерей, очень хорошо за сорок… Ирина это понимала. Но выглядела Евдокия Сухарева лет на тридцать, максимум.

Натуральная блондинка, золотисто-русого цвета, с большими голубыми глазами без единого проблеска мысли, с красивым лицом, на котором морщины можно было по пальцам одной руки пересчитать, с аккуратной фигурой – где нужно пышно, где нужно – тонко…

И ведь все свое, генетикой выданное, без фитнесов и суперкремов…

Где справедливость?

Ирина тоже не сильно жаловалась, но ведь дается кому-то!

Равновесие Ирина ощутила ровно через десять минут. Свидетельница в противовес прекрасной внешности оказалась непроходимо тупа. Евдокия начинала фразу, на середине забывала, о чем она говорит, и переключалась на другую тему.

Дочь исчезла?

Да, у нее и перчатки пропадают, и Даша такая несобранная… она даже маленькой теряться умудрялась…

Горе?

Для осознания горя Евдокия оказалась недостаточно развита. Она рассказывала о дочери, как о телесериале или о соседской кошке.

Гошу можно было понять. Внешне Евдокия была намного симпатичнее Эли, и дочки у нее красавицы, это видно, фотографии украшают все стены, но с таким интеллектом?

Никакой красоты не захочешь.

С женой иногда и разговаривать надо, а тут… Эллочка-людоедка, просто канонный вариант. Двадцать шесть, что ли, слов, в разных сочетаниях…

Через час Ирина умоталась так, словно кирпичи грузила. Не диалог, а боль зубная.

– У вашей дочери был парень?

– Не знаю, она мне не рассказывала.

– А кому рассказывала?

– Сестре, наверное. А может, и нет.

– Подруги у нее были?

– В школе, наверное. А может, и нет.

– А к вам они приходили?

– Не знаю. Может, и приходили. Я же работаю…

Такого не бывает?

Ага, как же! И бывает, и встречается, и вот оно – во всей красе.

Потом пришла Маша – и повторилось то же самое. Дубль два.

Не была, не знаю, наверное, да, а может, и нет…

Действительно, кому интересна какая-то там сестра, когда по первому каналу сериал показывают. Очередную «Несчастную Клару» или «Зину из магазина».

Ирина покачала головой – и ушла.

Семью расспрашивать бесполезно, надо поговорить с подругами.

* * *

Подруги нашлись тут же, на лавочке. Есть такая порода «пивные девушки». Отличаются толстыми брюшками, обтягивающими шмотками, вставляемым в качестве связки матом через слово и любовью к пиву. Но могут кое-что знать.

Вот и сейчас на скамеечке сидели три девушки. Почти классика.

Правда, увидь Пушкин такую картину, точно бы удрал сломя голову.

Одна девушка была вытравлена перекисью до майонезного цвета. Этакий радикальный блонд. Вторая наоборот, темненькая. Третья вся утыкана пирсингом. Так их Ирина для себя и обозначила. Все в чем-то ярком, обтягивающем, открывающем…

Реклама товара, понимать надо.

Ирина присела на скамейку рядом с ними.

– День добрый.

– Чего надо? – недружелюбно откликнулась блондинка.

Представляться Ирина не стала. Узнают, что говорят с участковым – вообще удерут.

– Да ничего особенного. Зажигалка сдохла, прикурить найдется?

– Найдется, – отозвалась брюнетка.

Ирина достала из сумки пачку дорогих сигарет и поделилась с потенциальными информаторами. Девушки закурили и стали чуть приветливее.

– Я тебя вроде раньше не видела? – одна из девушек, самая блондинистая, смотрела не особо приветливо, но и без враждебности.

Ирина пожала плечами.

– Так получилось. Никто из вас Дашу Сухареву не знает?

Девушки переглянулись.

– Да, Дашка… а чего она?

– Так, ничего особенного, – Ирина пожала плечами. – Тут дело тонкое, деликатное…

Девушки насторожились. Всем стало интересно.

– А че она – че-то сперла? – лениво уточнила вторая, с двумя сережками в носу – и четырьмя в левом ухе. Видимо, для равновесия.

Ну, если подсказывают…

– Девушки, вы никому не расскажете?

– Могила, – заверила брюнетка.

И Ирина принялась врать при исполнении.

У нее муж. Гражданский, да, и что? Мало ли кто сейчас и как живет, полиции нравов здесь нет. Возвращается она из командировки… Да, бывает, ездит она по работе, и дома находит в постели трусики.

Это бывает… ну, свильнул мужик налево. Что ж теперь – прогонять его? Зарабатывает он хорошо, резинки покупать не забывает, а попусту ревновать – ревновать впустую.

Девушки понимающе закивали.

И фиг бы с ними, с трусиками, но у Ирины пропали из шкатулки бриллиантовые подвески. Нет, не от люстры – серьги такие, большие, красивые, сама лично покупала, шесть брюликов, три изумруда…

– Дашка, в принципе, могла чего свистнуть, – протянула блондинка, – даже не по наглости, а так, с дури…

– У меня она цепочку с кулончиком заиграла, – пожаловалась «пирсинговая» девушка. – Взяла на денек, а отдавать и не собирается. Коза…

– А давно вы ее видели?

– Да уж… месяц, как она у меня цепку заиграла, – кивнула «пирсинговая». – Не меньше… девки, когда она тут шлялась? Ныла еще, что на свиданку пойти не в чем?

– Так, может, она к моему парню и шла? – ахнула Ирина. – Девочки, она не в розовом костюме была? Мне соседка сказала про розовый костюм с короткой юбкой, волосы светлые, зовут вроде Даша… нет?

– Да нет… у Дашки такого костюма никогда не было. Она джинсы носила и маечки, – помотала головой третья девушка. – И вряд ли она бы к вашему парню в постель прыгнула.

– Почему?

– Потому что папаша у нее – зверь. Что ее лупил, что Машку….

– Серьезно?

– Ага. Дашка до сих пор девочка нецелованная, она сама говорила, – заржала блондинка. – Еще плакалась, мол, помрет девочкой. Папаша вообще никакой воли не давал, если их с Машкой в восемь дома не было, он за ремень хватался и лупил почем зря. Они потом неделями синяки сводили…

– Кошмар какой! Тогда, может,