лет назад Тимоти начал работу в Институте как уборщик. Мне потребовалось шесть месяцев, чтобы обнаружить, что помимо своего родного южного сото он говорит еще на шестнадцати диалектах. За восемнадцать месяцев я научил его бегло говорить по-английски, а писать — за два года. Спустя два года он поступил в университет, получил звание бакалавра искусств еще через три года, а ученая степень магистра пришла к нему еще два года спустя — теперь он работает над докторской диссертацией по африканским языкам.

Сейчас он владеет девятнадцатью языками, включая английский, и он единственный известный мне человек, который, помимо меня — а я ведь девять месяцев прожил в пустыне с маленькими желтыми людьми, — владеет одновременно диалектами северных бушменов и бушменов Калахари.

Для лингвиста он исключительно молчалив. А говорит глубоким басом, который соответствует его огромной фигуре. Его рост шесть футов пять дюймов, мышцы как у профессионального борца, но движется он с грацией танцовщика.

Он привлекает меня и немного пугает. Голова у него совершенно безволосая, а круглая лысина блестит, как черное пушечное ядро. Нос широкий и плоский с раздувающимися ноздрями, губы толстые, пурпурно-черные, а за ними сверкают большие сильные белые зубы. А за лишенной выражения маской сквозь глазные разрезы просвечивает сдерживаемая звериная ярость, иногда она вспыхивает, как отдаленная летняя молния. Есть в нем нечто сатанинское, вопреки белой рубашке и темному деловому костюму, которые он всегда носит, и хотя за двенадцать лет я много времени провел в его обществе, мне никогда не удавалось заглянуть в темные глубины за этими темными глазами и еще более темной кожей.

Под моим присмотром он руководит отделом африканских языков в нашем Институте. Под его началом пятеро более молодых африканцев — четверо юношей и одна девушка; они уже опубликовали словари семи важнейших языков Южной Африки. А рукописных материалов и звукозаписей у них столько, что есть чем заняться еще семь лет.

По своей собственной инициативе, лишь с небольшой моей помощью и поддержкой, Тимоти опубликовал два тома, посвященных истории Африки, и вызвал бурю истерических оскорблений со стороны белых историков, археологов и обозревателей. В детстве Тимоти был учеником своего деда, колдуна и хранителя легенд и обычаев своего племени. Как часть обряда посвящения дед ввел Тимоти в состояние гипноза и записал в его мозгу всю историю племени. Даже сейчас, тридцать лет спустя, Тимоти в состоянии погрузиться в транс и извлечь из своей памяти всю эту огромную массу произведений фольклора, легенд, неписаной истории и магических формул. Дед Тимоти был приговорен черствым белым судьей к смерти за участие в ритуальных убийствах и повешен за год до того, как Тимоти должен был окончить свое ученичество и вступить в орден колдунов. Наследство, полученное Тимоти от деда, — это огромный материал, во многом, очевидно, поддельный, по большей части не подлежащий опубликованию как чрезвычайно непристойный и взрывоопасный, но все это очень интересно и пугающе.

Многое из неопубликованных материалов Тимоти я использовал в своей книге «Офир», особенно в «ненаучных», популярных разделах, связанных с легендами о древней расе белокожих золотоволосых воинов, которые приплыли из-за моря, поработили местные племена, добывали золото в шахтах, строили окруженные стенами города и процветали сотни лет, а потом исчезли без следа.

Я знаю, что Тимоти редактирует информацию, которую сообщает мне, — часть ее по-прежнему хранится в тайне, она закрыта такими мощными табу, что он не может ее открыть никому, кроме посвященных. Я убежден, что большая часть этой информации как раз относится к легендам о древнем народе, и никогда не оставлял своих попыток выведать у него что-нибудь еще.

Утром в понедельник, в день возвращения Лорена из Швейцарии, Салли была настолько поглощена мыслями о том, что Лорен может запретить ее участие в предварительной экспедиции, что ее присутствие было невыносимо. Чтобы сбежать от нее и убить долгие часы ожидания, я спустился к Тимоти.

Он работает в крошечном кабинете — у нас в Институте не хватает помещений, — забитом брошюрами, книгами, папками и грудами бумаг, которые достигают почти до потолка, но место для моего стула есть. Это предмет мебели с длинными ножками, похожий на сидение у стойки бара. Хотя руки и ноги у меня нормального размера или даже чуть больше, торс мой сжат и сгорблен, так что, сидя на обычном стуле, я едва достигаю до крышки стола.

— Мачане! Благословенный! — Тимоти встал при моем появлении со своим обычным приветствием. Согласно преданиям банту, люди с сильными ногами, альбиносы, с раскосыми глазами и горбом благословлены духами и наделены особой психической мощью. Втайне мне нравится эта вера, и приветствие Тимоти всегда радует меня.

Я вспрыгнул на свой стул и начал несвязный разговор, перескакивая с предмета на предмет и меняя языки. Мы с Тимоти гордимся своим талантом — и, вероятно, при этом слегка позируем. Я убежден, что нет такого человека, который мог бы следить за нашим разговором с начала до конца.

— Странно, — сказал я наконец не помню уж на каком языке, — что тебя не будет со мной в этой экспедиции. Это впервые за десять лет, Тимоти.

Он немедленно замолчал и насторожился. Он знал, что я снова начну разговор об утраченном городе. Пять дней назад я показал ему фотографию и с тех пор добивался его комментариев. Я перешел на английский.

— Ну, наверно, ты ничего не потеряешь. Поиски теней. Их и так было уже множество. Если бы я знал, что искать.

Я замолчал и застыл в ожидании. Глаза Тимоти остекленели. Это физическое изменение, глаза затягиваются непрозрачной синеватой пленкой. Голова на толстой, перевитой жилами колонне шеи склонилась, губы задрожали — по коже у меня побежали мурашки, волосы встали дыбом.

Я ждал. Как часто мне ни приходилось быть свидетелем этого, я никогда не мог стряхнуть суеверную дрожь, когда Тимоти погружался в транс. Иногда это происходит невольно — какое-нибудь слово приводит в движение неизвестный механизм, и рефлекс почти мгновенный. Иногда это акт сознательного погружения в самогипноз, но для этого нужна подготовка и особый ритуал.

На этот раз все произошло неожиданно, и я ожидал, зная, что если материал табу, Тимоти сознательным усилием воли через несколько секунд прервет транс.

— Зло, — заговорил он дрожащим высоким голосом старика. Это голос его деда. На толстых пурпурных губах показалась слюна. — Зло должно быть уничтожено на земле и в умах людей навсегда.

Голова его дернулась, губы расслабились, началось вмешательство сознания. Короткая внутренняя борьба — и неожиданно взгляд его прояснился. Он увидел меня.

— Простите, — пробормотал он по-английски, отводя взгляд. Смущен невольным откровением и необходимостью исключить меня из него. — Хотите кофе, доктор? Я наконец-то починил кофеварку.

Я вздохнул. Тимоти отключился,