Мой мозг как будто освободился от тела и плыл в тепле и темноте. Впервые в жизни я чувствовал себя совершенно спокойным, удовлетворенным и в полной безопасности.
С этой женщиной многое будет впервые. Когда Салли наконец заговорила, голос ее был как легкий шок.
— Ты споешь для меня, Бен? — И она включила лампу на столике возле кровати. Мы замигали, как совы на свету. Лицо Салли раскраснелось, волосы спутались.
— Да, — сказал я, — я хочу петь. — Пройдя в другую комнату, я взял со шкафа гитару и, когда возвращался, взгляд мой упал на большое, в полный рост, зеркало.
Я смотрел на него внимательно, потому что передо мной стоял незнакомец. Жесткие черные волосы обрамляют прямоугольное лицо, с темными глазами и по-девичьи длинными ресницами; подбородок тяжелый, бледный низкий лоб. Незнакомец улыбнулся мне — полузастенчиво, полугордо.
Я смотрел на это сложившееся, сдвинувшееся тело, из-за которого так страдал в детстве. Ноги и руки развиты больше нормального, они толстые, перевитые узлами мышц, конечности гиганта. Инстинктивно я взглянул на тяжелоатлетические гири в углу комнаты, потом снова в зеркало. По краям я совершенство, но в центре — приземистый, горбатый, жабоподобный торс, поросший курчавыми черными волосами. Я смотрел на это необыкновенное тело и впервые в жизни не ненавидел его.
Я пошел назад, туда, где на мягкой мантии из обезьяньях шкур лежала Салли. Вскочил на кровать и сел рядом с ней, скрестив ноги, с гитарой в руках.
— Сыграй что-нибудь печальное, Бен, — прошептала она.
— Но я счастлив, Сал.
— Спой печальную песню, одну из твоих собственных, — настаивала она и при первых же звуках закрыла глаза. Я был ей благодарен, потому что у меня никогда не было возможности восхищаться женским телом. Наклонившись вперед, касаясь пальцами певучих струн, я ласкал глазами ее длинное стройное тело, его бледные закругления и тайные тени. Тело, успокоившее меня, как я его любил! Я запел:
В одинокой пустыне моей души
Ночи такие долгие
И нет других путников.
В одиноких океанах моего мозга
Дуют сильные ветры…
Меж ее сомкнутых век показалась слеза: в моем голосе есть волшебство, способное вызвать слезы и смех. Я пел, пока у меня не пересохло в горле и не заныл палец, которым я дергал струну. Потом отложил гитару в сторону, продолжая смотреть на Сал. Не открывая глаз, она слегка повернула ко мне голову,
— Расскажи мне о себе и о Лорене Стервесанта, — сказала она. — Я хотела бы понять ваши отношения.
Вопрос застал меня врасплох, и я какое-то время молчал. Она открыла глаза.
— Прости, Бен. Я не хотела…
— Ничего, — быстро ответил я. — Мне приятно поговорить об этом. Видишь ли, мне кажется, что ты ошибаешься. Не думаю, что к ним можно прилагать обычные стандарты — к Стервесантам. К Лорену и его отцу, когда он был жив. Мой отец работал на них. Он умер от разрыва сердца спустя год после смерти моей матери. Мистер Стервесант знал о моих академических успехах, и, разумеется, мой отец был хорошим служащим. Есть несколько таких, как я, сирот Стервесантов. Мы получали только самое лучшее. Я поступил в Майклхаус, ту же школу, в которой учился Лорен. Еврей в церковной школе, к тому же калека, — можешь себе представить, каково это было. Мальчишки — такие невероятно безжалостные маленькие чудовища. Лорен вытащил меня из писсуара, в котором четверо мальчишек пытались утопить меня. Он избил их до полусмерти, и с тех пор я стал его подопечным. И до сих пор им являюсь. Он финансирует наш Институт, каждый пенни, который мы тратим, приходит от него. Вначале это была просто справедливость по отношению ко мне, но постепенно он все больше и больше увлекался нашим делом. Теперь это его хобби. Ты бы удивилась тому, как много он знает. Он любит эту землю, так же как ты и я. И захвачен ее историей и будущим больше нас… — я замолчал, потому что она смотрела на меня взглядом, пронзавшим душу.
— Ты любишь его, Бен?
Я вспыхнул и опустил глаза. «Не хочешь ли ты сказать…»
— Ради Бога, Бен, — нетерпеливо прервала она, — я не имею в виду извращения. Ты только что доказал противоположное. Я имею в виду любовь в библейском смысле.
— Он для меня отец, защитник, благодетель и друг. Мой единственный друг. Да, можно сказать, что я его люблю.
Она протянула руку и коснулась моей щеки.
— Я постараюсь, чтобы он мне понравился. Ради тебя.
* * *
Было еще темно, когда мы въехали в ворота Центрального аэропорта. Сал куталась в плащ, была молчалива и отчуждена. Я испытывал легкое головокружение и какую-то хрупкость от бессонной ночи любви и разговоров. Прожектора освещали частный ангар Стервесантов в восточном конце взлетной полосы, я заметил феррари Лорена, припаркованный на запасной стоянке, а рядом еще с десяток машин новейших моделей.
— О Боже! — застонал я, — он прихватил с собой всю свою команду.
Я остановился возле феррари, и мы с Сал начали доставать багаж из заднего отделения. Она повесила через плечо свою сумку, потом с большой папкой в одной руке и ящиком красок в другой прошла через калитку в ангар. Конечно, мне следовало идти с ней, но я был так занят проверкой багажа, что прошло не менее трех-четырех минут, прежде чем я последовал за ней. Но к этому времени было уже поздно.
Пройдя в ярко освещенный ангар, я тут же почувствовал тревогу. Гладкие акулообразные очертания реактивного Лира образовывали превосходный задник для напряженной сцены. Семеро умных молодых людей Лорена в обычных нарядах — костюмы, шерстяные пальто — окружили противников.
Лорен Стервесант очень редко срывается, да и то после длительных и серьезных провокаций. Но Салли Бенейтор за две минуты добилась того, чего не удавалось добиться опытным специалистам за долгое время. Лорен сильно рассердился, он дрожал от гнева, сжимая губы, и его приближенные испытывали страх.
Салли бросила свое обрудование на бетонный пол, она стояла, прижав кулаки к бедрам, на щеках ее горел румянец, и она обменивалась с Лореном гневными взглядами.
— Мне велел прийти доктор Кейзин.
— Пусть даже английский король! Говорю вам: самолет переполнен, и я не собираюсь тащить с собой женщину на первый свой отдых за шесть месяцев.
— Я не знала, что это развлекательная поездка…
— Кто-нибудь выбросит эту ведьму отсюда? — закричал Лорен, и УМЛ собрались с духом и сделали робкую попытку приблизиться. Салли схватила тяжелый деревянный мольберт обеими руками. Наступление потерпело неудачу.
— Ло, пожалуйста! Можем мы поговорить? — Я почти утащил его в небольшой кабинет; впрочем, я почувствовал, что Лорен при этом испытал облегчение.
— Слушай, мне очень жаль, Ло. У меня не было времени объяснить…
Пять минут спустя Лорен вылетел из кабинета