2 страница из 109
Тема
и белая ткань фрукта убраны, и две части ореха снова так же тщательно склеили. Место соединения можно было разглядеть только при внимательном осмотре.

Девушка вставила в соединение маленький металлический инструмент и резко повернула, с негромким щелчком половинки разошлись, как пасхальное яйцо.

В половинках, выложенных полосками пластиковой пены, оказались два гладких серых яйцеобразных предмета, каждый размером с бейсбольный мяч.

Это были гранаты восточногерманского производства с маркировкой МК 1У (С), принятой в армиях Варшавского блока. Верхний слой каждой гранаты — пластмассовая броня того типа, что используется в противопехотных минах, чтобы их нельзя было обнаружить электронными металлоискателями. Желтая полоска вокруг каждой гранаты указывала, что граната не осколочная, а предназначена для создания сильной взрывной волны.

Блондинка взяла гранату в левую руку, отстегнула ремень и встала. Остальные пассажиры не проявили никакого интереса к тому, что она прошла за занавес входа в рубку. Но техник и две стюардессы, тоже пристегнувшиеся ремнями, пристально взглянули на нее.

— Простите, мадам, но я попрошу вас вернуться на место и не вставать, пока капитан не погасит надпись.

Блондинка подняла левую руку и показали им блестящее серое яйцо.

— Это специальная граната, предназначенная для уничтожения экипажа танка, — негромко сказала она. — Она разнесет фюзеляж этого самолета, как бумажный мешок, или убьет взрывной волной всех в радиусе пятидесяти ярдов.

Блондинка следила за их лицами и увидела, как на них злым цветком расцвел страх.

— Она настроена на взрыв через три секунды после того, как я отниму руку. — Девушка снова смолкла, ее глаза возбужденно блестели, дышала она быстро и неглубоко.

— Вы, — она выбрала техника, — отведете меня в рубку, остальные оставайтесь на местах. Ничего не делайте, ничего не говорите.

Когда она вошла в небольшую рубку, с трудом вмещавшую экипаж и огромное количество приборов и электронного оборудования, трое мужчин с легким удивлением оглянулись — и она подняла руку и показала ее содержимое.

Они поняли мгновенно.

— Я принимаю на себя командование самолетом, — сказала она, потом добавила, обращаясь к бортинженеру: — Выключите все оборудование связи.

Бортинженер быстро оглянулся на капитана и, когда тот коротко кивнул, начал послушно отключать радио: установку сверхвысоких частот, высоких частот, ультравысоких частот…

— Связь со спутником тоже, — приказала девушка. Он взглянул на нее, удивленный ее познаниями.

— И не трогайте кнопку. — Он замигал. Никто, вообще никто за пределами компании не должен знать об этом специальном реле: если нажать на кнопку у его колена, немедленно сообщение будет получено в «Хитроу», объявлено чрезвычайное положение, и оттуда смогут прослушивать все, что делается в рубке. Инженер убрал руку.

— Уберите предохранитель контура реле. — Она правильно указала на ящик над головой инженера, тот снова взглянул на капитана, но голос ее ударил, как жало скорпиона:

— Делайте, что я говорю.

Он осторожно извлек предохранитель, и девушка заметно расслабилась.

— Прочтите разрешение на полет, — приказала она.

— Нам разрешен курс на Найроби по радару и безостановочный подъем на крейсерскую высоту в тридцать девять тысяч футов.

— Когда следующий сигнал «Все в норме»?

Сигнал «Все в норме» — обычная связь с аэропортом Найроби, показывающая, что полет проходит по плану.

— Через одиннадцать минут тридцать пять секунд. — Бортинженер — молодой темноволосый человек, приятной внешности, с крутым лбом, бледной кожей и быстрыми четкими движениями, выработанными специальными тренировками.

Девушка повернулась к командиру «Боинга», их взгляды встретились, эти двое изучали друг друга. У капитана волосы почти седые, коротко остриженные и плотно прилегают к большому круглому черепу. У него толстая шея, мясистое румяное лицо фермера или мясника, но глаза холодные, а манеры спокойные и неизменные. С этим человеком нужно считаться, и девушка сразу это поняла.

— Я хочу, чтобы вы поняли: я решительно настроена на эту операцию, — сказала она, — и с радостью принесу свою жизнь в жертву. — Она бесстрашно смотрела в глаза капитану и видела, как в них появляется уважение. Хорошо, все, как она рассчитала.

— Верю, — сказал капитан и кивнул.

— У вас долг по отношению к четыремста семнадцати людям на борту самолета, — продолжала она. Он ничего не ответил. — Они в безопасности, пока вы будете точно выполнять мои приказы. Обещаю вам.

— Хорошо.

— Вот наше новое назначение. — Она протянула ему маленькую белую карточку с машинописью. — Мне нужен новый курс, с учером метеопрогноза, и расчетное время прибытия. Вы ляжете на новый курс сразу вслед за очередным сигналом «Все в норме» через… — она взглянула на бортинженера.

— Девять минут тридцать восемь секунд, — быстро ответил тот.

— …и я хочу, чтобы поворот на новый курс был очень мягким, уравновешенным. Мы ведь не хотим, чтобы пассажиры пролили свое шампанское, верно?

За те несколько секунд, что девушка пробыла в рубке, у нее установился странный контакт с капитаном: взаимное неохотное уважение вместе с открытой враждебностью и сексуальной привлекательностью. Девушка сознательно оделась так, чтобы не скрывать тела, и от возбуждения соски ее затвердели и потемнели, они красноречиво торчали под тонкой тканью платья, рубку заполнил мускусный женский запах, усиленный ее возбуждением.

Несколько минут все молчали, затем бортинженер нарушил молчание.

— Тридцать секунд до сигнала «Все в норме».

— Хорошо, включи высокую частоту и передай сигнал.

— Аэропорт Найроби, говорит «Спидберд ноль семь ноль».

— Слушаем вас, «Спидберд ноль семь ноль».

— Все в норме, — сказал инженер в микрофон.

— Принято, ноль семь ноль. Следующий контакт через сорок минут.

— Ноль семь ноль.

Девушка облегченно вздохнула.

— Ну, хорошо, выключите радио. — Потом капитану: — Отключите автопилот и проведите поворот на новый курс вручную. Посмотрим, умеете ли вы быть нежным.

Поворот был совершен за две минуты с великолепным мастерством, при смене курса на 76 градусов стрелка указателя направления не отклонилась и на волосок, и, когда все было кончено, девушка впервые улыбнулась.

Великолепной солнечной улыбкой с белоснежными зубами.

— Хорошо, — сказала она, улыбаясь капитану прямо в лицо. — Как вас зовут?

— Сирил, — после мгновенного колебания ответил он.

— Можете называть меня Ингрид, — сказала она.


Никакого точного расписания, кроме часов огневой тренировки с пистолетом и автоматическим оружием, у Питера Страйда не было. Но от стрельб не освобождался ни один человек в отряде «Тор», даже техники.

Остальное время дня Питера было занято непрерывной деятельностью, начиная со знакомства с новейшим электронным оборудованием связи, установленным в его командирском самолете. Это заняло половину утра, и он едва успел присоединиться к своей ударной силе в салоне транспортного самолета «Геркулес», где должна была проходить дневная тренировка.

Питер выпрыгнул в составе первой десятки. Прыгали они с высоты в пятьсот футов, и парашюты раскрылись, казалось, всего за мгновение до того, как люди коснулись земли. Однако боковой ветер оказался достаточно силен, чтобы разбросать их даже с такой высоты. Для Питера первый выброс прошел недостаточно кучно. Группе потребовалось две минуты сорок восемь секунд после прыжка, чтобы проникнуть в покинутое административное здание, одиноко стоящее в военной зоне на равнине Салсбюри.

— Если бы здесь содержались заложники, мы бы как раз