Нокс открыл джип и забрался в машину.
— Потому что такие кувшины со свитками Мертвого моря находили только там, — ответил он Омару. — По крайней мере еще один нашли в Иерихоне, что всего в нескольких милях к северу, и другой — в Масаде, что тоже недалеко. Нигде больше…
— Но они выглядят совершенно обычно.
— Они могли так выглядеть, — ответил Нокс, пропуская грузовик, чтобы выехать самому. — Но здесь важно иметь в виду одно обстоятельство. Две тысячи лет назад сосуды использовались для перевозки жидкостей и их хранения. Сосудами для перевозки выступали чаще всего амфоры, имевшие большие ручки для удобства переноски. Они отличались особой прочностью, чтобы выдерживать удары, и имели цилиндрическую форму, что облегчало складирование. — В конце улицы он свернул направо, а потом сразу налево. — Но когда эти жидкости достигали места назначения, их переливали в сосуды для хранения. Эти сосуды уже имели полукруглое дно и стояли на песке, что позволяло их наклонять и выливать содержимое, не прилагая особых усилий. Эти сосуды имели узкие и длинные горлышки, которые легко закрывались пробкой, чтобы жидкость не испортилась. Но кувшины свитков Мертвого моря совсем другие. У них плоское дно, короткое и широкое горлышко. И для этого имелась причина.
— Какая же?
Он затормозил, пропуская трамвай, который с лязгом проехал стрелку.
— А что тебе известно о Кумране? — спросил он.
— Там жили ессеи, верно? — сказал Омар. — Еврейская секта. Хотя я вроде бы слышал о том, что это было поселение, крепость или что-то в этом роде.
— Такое предположение высказывалось, — подтвердил Нокс, на которого это место произвело огромное впечатление еще в детстве, когда он побывал там с родителями на каникулах. — Но лично я думаю, что это не так. Еще Плиний писал, что ессеи жили на северо-западе от Мертвого моря. Если не в самом Кумране, то очень близко от него, и это пока никому не удалось опровергнуть. Как лаконично выразился один из исследователей: «Или Кумран и свитки Мертвого моря относятся к ессеям, или налицо невероятное совпадение: две крупные религиозные общины живут чуть ли не в одном месте, исповедуют одни и те же идеи и соблюдают одинаковые обряды. При этом одна описана древними авторами, но не оставила никаких материальных следов своего пребывания, а вторая — полностью игнорируется всеми источниками, но после них остались следы жилищ и много документов».
— Значит, Кумран занимали ессеи, — согласился Омар. — Но это никак не объясняет уникальность их сосудов.
— Ессеи славились настоящим фанатизмом в том, что касалось ритуальной чистоты, — начал объяснять Нокс. — Малейшая причина могла превратить чистый продукт в нечистый. Капля дождя, упавшее насекомое, неоправданная утечка. И если такое происходило, то становилось настоящей трагедией. Если хранилище оказывалось нечистым, то и его содержимое автоматически становилось тоже нечистым, и его следовало уничтожить. Но и это еще не все. Жидкости переливаются, а зерно пересыпается струей, поэтому вставал вопрос, не поднимается ли грязь вверх по струе и не превращает ли этим самым саму емкость для хранения тоже в нечистую? Фарисеи и другие еврейские секты относились к этому спокойно, но ессеи полагали, что заражено будет все, поэтому они не могли позволить себе риск перемещения продукта струей. И они чуть приподнимали крышку, опускали мерную чашку и доставали нужное количество. И поскольку им больше не требовалось наклонять емкость хранилищ, те имели плоское устойчивое дно и широкое горло, из которого удобно доставать.
— А для кувшинов с широкими горлышками нужны чаши, чтобы их закрыть, — подытожил Омар.
— Именно так, — подтвердил Нокс. Они подъехали к развилке дорог, ведущих в пустыню, и он принялся изучать дорожные указатели. В офисе Омара они посмотрели документы и быстро выяснили, что в окрестностях озера Мариут работали четыре иностранные археологические экспедиции. Поскольку на раскопках в Филокстините, Тапосирис-Магна и Абу-Мина наступил перерыв, наибольший интерес представляли раскопки в Борг-эль-Араб, которые вела группа Техасского общества библейской археологии.
— Тогда каким образом здесь очутилась эта крышка? — поинтересовался Омар, едва они выехали на нужную дорогу.
— Это могло случиться много веков назад, — пожал плечами Нокс. — О существовании свитков Мертвого моря было известно в античные времена. Мы располагаем свидетельствами о том, что в первом, втором и четвертом веках в пещерах Кумрана находили рукописи. Ориген[8] даже использовал их при написании своего главного труда «Гекзапла».
— Это что?
— Библия, написанная в шесть колонок. Первая колонка — на древнееврейском, вторая — на греческом, а остальные — различные обработанные варианты. Это помогло другим исследователям сравнить разные версии. Но дело в том, что он в значительной мере опирался на свитки Мертвого моря.
— И ты думаешь, что они могли быть привезены сюда в этом кувшине?
— Такой возможности исключать нельзя.
Омар с трудом проглотил слюну.
— Ты же не думаешь, что мы можем найти… найти рукописи?
Нокс рассмеялся:
— Не нужно питать излишних надежд. Веришь ли, один из свитков представлял собой карту места, где спрятаны сокровища, и нацарапан на медной пластине. А остальные — на пергаменте или папирусе. Александрийский климат разрушил бы их еще века назад. Но есть и другое объяснение. Гораздо более интригующее. Во всяком случае, для меня.
— Продолжай.
— Мы не сомневаемся, что ессеи жили не только в Кумране, — сказал Нокс. — Иосиф Флавий,[9] например, упоминает ворота ессеев в Иерусалиме, а некоторые свитки излагают правила, по которым ессеям надлежит жить за пределами Кумрана. Поэтому другие общины наверняка существовали.
— Ты думаешь, здесь? В Александрии?
Нокс улыбнулся.
— Ты когда-нибудь слышал о терапевтах? — спросил он.
III
Преподобный Эрнст Петерсон незаметно дотронулся до брови. Он не любил, когда замечали, что он потел. Он не любил выказывать никаких признаков слабости. Пятьдесят два года, прямая спина, седеющие волосы, пронзительные глаза, орлиный профиль. С неизменной санкционированной версией Библии[10] в руках. Всегда в подобающем сану одеянии. Человек, который своей несгибаемой твердостью подчеркивает несокрушимую силу Господа. И все же предательский пот продолжал появляться. И дело было не во влажности темных и запутанных подземных лабиринтов. Он не мог справиться с волнением в преддверии предстоящего открытия.
Тридцать с лишним лет назад Петерсон был молодым преступником, мелким вором, постоянно не ладившим с законом. Однажды после ареста он клевал носом на скамейке в полицейском участке и поднял глаза на висевшую на стене репродукцию картины Генриха Хофмана,[11] изображавшей Христа. Внезапно его сердце забилось как сумасшедшее, будто в приступе неконтролируемой паники, и он необычайно ярко увидел всю никчемность своей жизни и ослепительный белый луч — настоящее прозрение. Когда все закончилось, он сполз со скамейки и стал искать, во что бы посмотреться. Он был уверен, что видение не могло