– Кто счастливчик, Ева?
Она рассмеялась. Счастливчиком был Ромер: а ведь он и не представлял себе, насколько ему повезло.
Счастливчик опоздал, он прибыл в восемь тридцать пять. Еву встретили «У Дона Луиджи» и проводили за лучший столик у эркера, выходившего на Фрит-стрит. Пока Ева ждала, она выпила два джина с тоником, почти непрерывно слушая нескромный спор, который вела французская пара, сидевшая через два столика от нее. Они спорили совершенно не sotto voce[32] и говорили в основном о том, какая сука – свекровь. Ромер прибыл как ни в чем не бывало, даже не извинился, не сказал ни слова о том, как она выглядела, но велел немедленно принести бутылку «кьянти».
– Здесь лучшее «кьянти» в Лондоне. Я хожу сюда только из-за «кьянти».
Он все еще был возбужден и воодушевлен, во всяком случае, его настроение после «Савоя» значительно улучшилось, и пока они заказывали и ели закуски, Ромер без конца презрительно отзывался о «главной конторе». Ева слушала вполуха, предпочитая вместо этого смотреть, как он пил, курил и ел. Она слышала утверждения Ромера о том, что «главная контора» заполнена тупейшими представителями лондонской элиты, что ему приходится иметь дело либо с ленивыми завсегдатаями клубов с Пэлл-Мэлл, либо с престарелыми чиновниками из Индийской колониальной службы. При этом первая группа смотрела на представителей второй как на мелкобуржуазных карьеристов, тогда те, в свою очередь, считали представителей первой никому не нужными нахлебниками, получившими должности только потому, что они учились вместе с начальником в Итоне.
Ромер нацелился в Еву своей вилкой – он ел телятину по-милански; она заказала себе соленую треску с томатами.
– Как нам сделать компанию успешной, если совет директоров такой третьесортный?
– А господин Икс тоже третьего сорта?
Ромер сделал паузу, и Ева почувствовала, как он подумал: «Откуда она знает о господине Икс?» А потом, когда он вычислил, откуда Ева знает и понял, что в этом нет ничего дурного, он медленно ответил:
– Нет. Господин Икс другой. Господин Икс понимает ценность «СБД Лимитед».
– А господин Икс присутствовал сегодня?
– Да.
– А который из них?
Ромер не ответил. Он взял бутылку и долил вина в оба бокала. Это была уже вторая бутылка «кьянти».
– А теперь за тебя, Ева, – сказал Ромер почти сердечно. – Сегодня ты сработала отлично. Мне не хотелось бы говорить, что ты спасла наш хлеб насущный – но так оно и есть.
Они чокнулись бокалами, и Ромер одарил ее одной из своих редких белозубых улыбок. Впервые за весь вечер Ева неожиданно почувствовала, что он смотрел на нее как мужчина смотрит на женщину – замечая ее светлые волосы, длинные и завивающиеся книзу, красные губы, черные брови дугой, длинную шею, выпуклость груди под темно-синим платьем.
– Да, ну… – начал он неуклюже. – Ты сегодня… в общем… здорово выглядишь.
– А каким образом я спасла ваш хлеб насущный?
Ромер огляделся. Рядом с ними никто не сидел.
– Они убеждены, что проблема возникла по вине коллег из Голландии. А не по вине британцев. Нас подвели голландцы – голова гниет в Гааге.
– А что говорят голландские коллеги?
– Они очень сердиты. Они винят нас. В итоге главу их службы вынудили выйти в отставку.
Ева знала, что Ромеру нравилось пользоваться иносказанием, как он это называл. Это было еще одно из его правил: пользуйся иносказанием, не шифрами или кодами – они либо слишком сложные, либо легко вскрываемые. Иносказание либо понятно, либо нет. Если не понимаешь – пеняй на себя.
Ева сказала:
– Ну, я рада, что была хоть как-то полезна.
На этот раз Ромер ничего не ответил. Он откинулся на стуле, глядя на нее так, будто видит ее впервые.
– Сегодня ты просто прекрасна, Ева. Тебе кто-нибудь такое раньше говорил? – Но сухой и циничный тон подсказал ей, что он шутит.
– Да, – сказала она также сухо, – иногда.
– Где ты живешь? – спросил Ромер чуть позже, когда они в ожидании такси стояли на темной улице. – В Хэмпстеде?
– В Бэйсуотере.
После нескольких порций джина и всего «кьянти», что они сегодня выпили, Ева чувствовала себя слегка пьяной.
Она стояла у входа в магазин и наблюдала за тем, как Ромер тщетно пытался поймать такси. Когда он вернулся к ней со слегка растрепанными волосами, виновато улыбаясь и поводя плечами, Ева неожиданно почувствовала почти физическую потребность лечь с ним в постель, совершенно обнаженной. Она была немного шокирована своей чувственностью, но вспомнила, что прошло уже более двух лет с тех пор, как она в последний раз была близка с мужчиной. Ева подумала о своем последнем любовнике – Жане-Дидье, приятеле Коли, меланхоличном музыканте, как она про себя называла его. Вот уже два года как они расстались с Жаном-Дидье, и теперь она неожиданно почувствовала сильное желание: так захотелось обнять мужчину и прижать его обнаженное тело к себе. И дело было даже не в самом половом акте, а скорее в близости, в возможности обнять это большое крепкое тело – в странной мужской мускулатуре, незнакомых запахах, какой-то другой силе. Всего этого не хватало в ее жизни, и, глядя, как он приближался к ней, Ева решила: дело вовсе не в Ромере – дело просто в мужчине – в мужчинах. Тем не менее Ромер был сейчас единственным мужчиной в наличии.
– Может, нам поехать на метро? – предложил он.
– Такси приедет, – сказала Ева. – Я не спешу.
Она вспомнила секрет, которым с ней поделилась как-то одна женщина в Париже. Женщине было за сорок и она знала толк в мужчинах: элегантная, немного уставшая от мирской суеты.
«Нет ничего проще, – помнится, сказала эта женщина, – чем заставить мужчину поцеловать тебя».
«В самом деле? – заинтересовалась Ева. – И как же это проделать?»
«Просто встань близко к мужчине, – ответила женщина. – Очень близко, как можно ближе, но не касайся его – он поцелует тебя через минуту или две. Это неизбежно. У них это своего рода инстинкт – они не могут устоять. Беспроигрышный вариант».
И Ева встала рядом с Ромером у входа в магазин на Фрит-стрит. Он кричал, махал руками проезжавшим по темной улице машинам, надеясь, что хоть одна из них окажется такси.
– Не везет, – сказал он, поворачиваясь к Еве, стоявшей рядом, совсем близко к нему.
– Я не спешу, – сказала она.
Ромер наклонился и поцеловал ее.
Ева стояла обнаженная в маленькой ванной квартиры, которую снимал Ромер в Южном Кенсингтоне. Она не включила свет и сейчас представляла себе отражение своего тела в зеркале: его белый продолговатый контур с впечатанными темными кружками сосков. Они приехали сюда, взяв такси почти сразу же после поцелуя, и занялись любовью без предварительной суеты или разговоров. Ева вылезла из постели и тут же отправилась в ванную, чтобы попытаться обрести момент понимания, осмыслить перспективы того,