– Ты только посмотри, который час, – спохватилась я. – У меня же свидание.

Я рассказала маме о Хамиде и его приглашении, но она не слушала. Она была в Ромерландии.

– Как ты думаешь, Руфь, ты сможешь найти его дом в Лондоне?

– Ромера?.. Ну, я попытаюсь. В принципе, в этом нет ничего невозможного. Ну найду я его, а что потом?

– Потом я хочу, чтобы ты договорилась с ним о встрече.

Я положила ладонь маме на руку.

– Сэл, ты уверена, что это разумно?

– Может быть, и не слишком, но абсолютно, просто жизненно необходимо. Решительно необходимо.

– И как, скажи на милость, мне договориться с ним о встрече? С какой стати лорд Мэнсфилд из Хэмптон-Клива захочет меня увидеть?

Она наклонилась и поцеловала меня в лоб.

– Ты очень умная молодая женщина – ты что-нибудь придумаешь.

– И что мне нужно будет на этой встрече сделать?

– Я скажу тебе, что нужно будет сделать. В свое время.

Она снова повернулась лицом к саду.

– Йохен! Мамочка уезжает. Подойди и попрощайся.

Я решила немного навести красоту ради Хамила, хотя сердце на самом деле к этому не лежало. Мне так нравятся эти редкие вечера в одиночестве. И все же я помыла голову и подкрасила глаза, наложив серо-черные тени. Сначала я достала сапоги на платформе, но не захотела возвышаться над кавалером башней, и поэтому надела сабо, джинсы и вышитую бязевую блузку. Моя повязка на ожоге выглядела теперь менее подозрительной – под бязью она казалась аккуратным выступом величиной с небольшой бутерброд. В ожидании Хамида я вынесла кухонный стул на верхнюю площадку лестницы и присела выпить пива, В легкой дымке над верхушками деревьев во все стороны летало множество стрижей, воздух был полон их писком, похожим на едва слышные свистящие атмосферные помехи. Размышляя о матери, я медленно потягивала пиво и пришла к выводу, что, пожалуй, в поисках Ромера имелись свои плюсы: прекратились паранойя и самодеятельный театр – больше не было слышно о больной спине, забытое инвалидное кресло стояло в коридоре. И тут до меня дошло, что я совсем забыла спросить маму насчет ружья.

Хамид появился в темном костюме и галстуке. Он сказал, что я выгляжу «очень славно», хотя я догадалась, что парень был немного разочарован простотой моей одежды. Мы пошли по Вудсток-роуд в золотой вечерней дымке. Лужайки у больших кирпичных домов высохли и побурели, а листья на деревьях, обычно так живо, так густо зеленые – выглядели пыльными и уставшими.

– Тебе не жарко? – спросила я Хамида. – Сними пиджак.

– Нет, все в порядке. Может быть, в ресторане есть кондиционер.

– Сомневаюсь. Помни, это – Англия.

Как и оказалось, я была права, но в качестве компенсации над нашими головами жужжали многочисленные вентиляторы. Я никогда раньше не бывала в «Брауне», но мне понравились его длинный темный бар и большие зеркала, пальмы повсюду и другая зелень.

Хамид не пил, но настоял на том, чтобы я взяла аперитив – водку с тоником, спасибо – а затем он заказал бутылку красного вина.

– Мне столько не выпить, – сказала я. – Свалюсь.

– Я не дам тебе упасть, – заметил он с неуклюжим намеком на галантность. И тут же, почувствовав эту свою неуклюжесть, застенчиво и доверчиво улыбнулся. – Можно и не пить до конца.

– Я заберу бутылку домой, – сказала я, желая прекратить разговор об этом. – Зачем вину зря пропадать.

Мы ели и болтали об «Оксфорд Инглиш Плас». Хамид рассказывал мне о других учителях, о том, что прибывают еще тридцать инженеров-нефтяников компании «Дюзендорф», и о том, что у Юга и Беранжер – роман.

– Откуда ты знаешь? – спросила я. – Я ничего такого не заметила.

– От Юга, он мне все рассказывает.

Хамид долил мне вина в бокал. Что-то в том, как он это делал, а также напряженное выражение его лица заставило меня предположить, что предстоит серьезный разговор. У меня слегка испортилось настроение: жизнь и без того была довольно сложной, и мне не хотелось, чтобы Хамид усложнял ее еще больше. Я выпила бокал до половины в ожидании перекрестного допроса и почти немедленно ощутила действие алкоголя. Я пила слишком много – но кто мог меня попрекнуть?

– Руфь, можно мне задать тебе несколько вопросов?

– Конечно.

– Мне хочется спросить тебя об отце Йохена.

– О боже, даже так? Ну, давай.

– Ты была замужем за ним?

– Нет. Он был уже женат и имел троих детей, когда я познакомилась с ним.

– Я не понимаю: как же ты тогда родила ребенка от этого человека?

Я выпила еще вина. Официантка унесла наши тарелки.

– Ты действительно хочешь это знать?

– Да, поскольку я не понимаю этого. Не понимаю, как такое случилось с тобой. А я ведь знаю тебя, Руфь.

– Нет, не знаешь.

– Ну, я ведь встречался с тобой почти ежедневно в течение трех месяцев. Я считаю тебя своим другом.

– Приятно слышать.

– Ну так объясни, как такое случилось?

Я решила рассказать Хамиду ровно столько, сколько ему следовало знать. Возможно, такой рассказ смог бы помочь и мне самой каким-то образом осмыслить свою прошлую жизнь. Совсем поставить крест на прошлом невозможно (поскольку в результате этого прошлого получился Йохен), но, возможно, придал бы ей какой-то смысл в перспективе. Давно уже пора превратить зияющую кровоточащую психологическую рану в обычный этап автобиографии. Я закурила и сделала еще один большой глоток вина. Хамид наклонился над столом, сложив руки на груди, глядя на меня в упор карими глазами. Своей позой он как бы говорил мне: «Я хороший слушатель, не отвлекаюсь сам и не отвлекаю твоего внимания».

– Эта история началась в семидесятом году. Я только что закончила Оксфордский университет, получив диплом с отличием по французскому и немецкому языкам – передо мной была целая жизнь, полная ярких перспектив, всевозможных интересных вариантов и путей, и так далее, и тому подобное… И тут мой отец вдруг умирает от сердечного приступа, прямо в саду.

– Сожалею, – сказал Хамид. – Ты, наверное, очень огорчилась?

– Еще бы! – Я почувствовала, как от нахлынувших эмоций запершило в горле. – Мне кажется, я любила отца больше, чем мать. Не забывай, что я была единственным ребенком… Ну, мне тогда шел двадцать первый год, и я немного свихнулась. Думаю, что у меня было что-то вроде нервного срыва – кто знает?

Но в это трудное время мать и не подумала помочь мне. Через неделю после похорон – словно ей кто-то отдал приказ – она выставила наш семейный дом на продажу (такой замечательный старинный дом, прямо на окраине Банбери), продала его в течение месяца и на вырученные деньги купила коттедж в самой отдаленной из всех, которые только можно было найти в Оксфордшире, деревне.

– Может быть, в этом для нее и был какой-то смысл, – отважился заметить Хамид.

– Может быть, для нее и был. Но не для меня. Неожиданно