Черная «хонда» зависла в двадцати метрах над восьмиугольной палубой заброшенной нефтяной платформы. Светало, и Тернер различил поблекшие контуры трилистников химической опасности, маркирующих посадочную площадку.

— У вас тут биозараза, Конрой?

— Не та, к какой ты привык.

Фигура в красном комбинезоне, размахивая посадочными жезлами, подавала сигналы пилоту «хонды». Когда они садились, вихрь от пропеллеров сбросил в море обрывки упаковки, засорявшие кое-где палубу. Конрой хлопнул по застежке пристяжных ремней и перегнулся через Тернера, чтобы открыть люк. Откинулась крышка, их оглушил рев моторов. Конрой толкнул Тернера в плечо и требовательно поднял несколько раз руку ладонью вверх, потом указал на пилота.

Тернер выбрался наружу и спрыгнул — рев пропеллера над головой расползся кляксой грома. Потом возле него в полу приседе возник Конрой. С помощью краба на согнутых «ногах», какие обычно встречаются на посадочных площадках вертолетов, они счистили поблекшие знаки-трилистники. Поднятый «хондой» ветер бил штанинами по коленям. Тернер нес неприметный серый чемодан, отлитый из баллистического пластика, — свой единственный багаж.

Кто-то в гостинице успел упаковать его вещи, и на «Цусиме» его уже ждал чемодан. Внезапное изменение в звуке моторов сказало ему, что «хонда» поднимается. С погашенными огнями она, завывая, ушла назад к побережью. В наступившей тишине стали слышны крики чаек, шорох и хлюпанье тихоокеанских волн.

— Здесь когда-то пытались создать гавань данных, — сказал Конрой. — Нейтральные воды. В те времена никто еще не жил на орбите, так что какое-то время это имело смысл… — он направился к ржавому лесу балок, поддерживавших надстройку платформы. — «Хосака» предложила свой сценарий: мы привозим Митчелла сюда, чистим, грузим на «Цусиму» — и на всех парах в старушку Японию. Я сказал им: об этом дерьме и думать забудьте. В «Маасе» тоже не дураки сидят, и они могут навалиться на эту посудину всем чем угодно. Я сказал им: исследовательский центр, который вы сбацали на территории консульства, — это самое оно, или я не прав? Каким бы дерьмом «Маас» ни был, он не станет рисковать, особенно в самом долбаном центре Мехико…

Из тени выступила какая-то фигура, лицо ее было обезображено выпученными линзами оптического прибора. Фигура приветливо помахала им тупыми дулами многоствольного игольного ружья системы Лэнсинга.

— Биозараза, — сказал Конрой, когда они протискивались мимо. — Тут пригни голову. И поосторожнее, ступеньки скользкие.

На платформе пахло ржавчиной, морем и заброшенностью. Окон тут не было.

Обесцветившиеся стены испещрены расползающимися язвами ржавчины. Через каждые несколько метров с балок над головой свисали флуоресцентные фонари на батарейках, отбрасывая жутковатый зеленый свет, одновременно резкий и ноюще неровный. В центральном помещении — дюжина фигур за работой. Расслабленная точность движений хороших техов. Профессионалы, подумал Тернер: взглядами обмениваются редко, да и разговоров почти не слышно. Было холодно, очень холодно, и Конрой выдал ему огромную, усеянную клапанами и молниями парку.

Бородач в летной куртке с барашковым воротником закреплял серебристой лентой на погнутой переборке бухту оптоволоконного кабеля. Конрой застрял где-то сзади, заспорив шепотом с негритянкой в такой же, как на Тернере, парке. Подняв от работы глаза, бородатый тех увидел Тернера.

— Бля-а, — протянул он, все еще стоя на коленях, — я и сам сообразил, что дело будет важное, но к тому же, похоже, еще и жаркое.

Он встал и машинальным движением вытер руки о джинсы. Как и остальные техи, он был в хирургических перчатках из микропоры.

— Ты Тернер. — Он усмехнулся, бросил быстрый взгляд в сторону Конроя и вытащил из кармана куртки черную пластмассовую фляжку. — Хочешь для сугрева?

Ты же меня знаешь. Я работал над тем делом в Марракеше, когда парень из «Ай-Би-Эм» перешел в «Мицу-Джи». Это я тогда подсоединял взрывчатку к автобусу, который вы с французом загнали в вестибюль гостиницы.

Тернер взял фляжку и, щелкнув крышкой, приложился. Бурбон. Жидкость провалилась вглубь, в желудке остро защипало, по телу растеклось тепло.

— Спасибо, — он вернул фляжку, и тех убрал ее в карман.

— Оукей, — сказал он. — Меня зовут Оукей. Вспоминаешь?

— Конечно, — солгал Тернер. — Марракеш.

— А это «Дикая индейка», — сказал Оукей. — На пересадке в Сиполе я заполучил ее без пошлины. Твой партнер, — снова взгляд в сторону Конроя, он не дает расслабиться, а? Я хочу сказать, не так, как в Марракеше, да?

Тернер кивнул.

— Если что понадобится, — сказал Оукей, — дай мне знать.

— Что, например?

— Еще выпить, или у меня есть перуанский кокс, ну знаешь, самый что ни на есть желтый. — Оукей снова ухмыльнулся.

— Спасибо, — отозвался Тернер, видя, что Конрой поворачивается к ним.

Оукей тоже это увидел и быстро присел, отрывая новый кусок серебристой ленты.

— Кто