– Я знаю, тебе стало легче, мил. Теперь продолжай в том же духе, мил. Так бывает лучше. Всегда.
За деревьями ярко сияло солнце, листва отбрасывала тень на гальку. Крохотные волны на озере отблескивали на солнце. Мне стало смешно.
– Я совсем забыл, что такое разговаривать с вами – это получается своего рода чрезатлантический жаргон, так, что ли?
Я запустил руку за спинку скамьи.
– Итак, Рик сознался, Мэри-Лу. А вы? Вам есть чего стыдиться?
– Боюсь, что нет.
Она легонько отодвинулась от меня.
– Не уходите!
– Не в том дело, Уилф. Она ничего не строит из себя. Она знает, как вы благородны. Я ей рассказывал.
– Так и есть, – самодовольно подтвердил я. – Что у вас там, Мэри-Лу? Алмазы из короны или лунный камень?
Мэри-Лу изящно соскользнула с краешка скамьи. И тут же встала, стряхивая пыль со своей мини-юбочки.
– Я вернусь, мил. Вам тут столько нужно обсудить.
Она удалилась быстрым шагом. Холодный ветер по ту сторону утеса вздымал рябь на озере. Почему-то мне вспомнился мусорный ящик.
– Рик. Вы махинатор. Пройдоха. Мои поздравления. Это гораздо интереснее, чем филология.
– Что я вам хочу сказать, Уилф, – я собирался стать профессором. Я знал, что стану им.
– Жулики всегда знают, что разбогатеют.
– Но я знал!
– В конце концов, что такое профессор? В молодости я считал, что профессор – это о-го-го. Да они ничуть не лучше писателей. Я их употребляю на завтрак. Вкус другой, только и всего.
– Критики, Уилф! Они возносят и низвергают!
– А Джон Кроу Рансом? Из вашего письма я вынес впечатление, что он вполне реальная личность. Ему вы тоже представились профессором?
Лицо у Рика сделалось цвета уже не моркови, а свеклы. Поскольку я смотрел на него сбоку, язык его движений предстал передо мной с новой стороны. Много лет назад он явился ко мне, исполненный решимости загнать меня в клетку, где, по слухам, было опасно. Позже, на той конференции, мне почему-то показалось своего рода иллюзией то, как он втягивал подбородок в шею и выглядывал исподлобья. Но нет, действительно пугало то, как Рик оттягивает назад нижнюю часть лица, выставляет вперед лоб, чтобы выглядеть, как ему хотелось бы, мужественным, и посматривает из-под бровей, словно краб, спрятавшийся под камнем. Именно это он и проделывал сейчас, причем даже не для меня. Это дошло у него до автоматизма, и сейчас он выставлял лоб навстречу озеру, будто показывая, что не боится грозной ряби.
– Продолжайте же, Рик, – вперед!
– Все началось с ошибки моей… нашей… секретарши кафедры. Эллы. Я начал получать письма, адресованные профессору Таккеру. Так играли со всеми, это просто рекламный прием, грубая лесть.
– Так вы взяли адрес из коммерческого справочника. Браво!
– Вы не представляете, что для меня значили ваши произведения.
– Если кто-то узнает, какой вы проходимец, вас с позором выставят из славного племени филологов.
– Это все шуточки той проклятой девицы. Ну и я тоже, надо признаться. Я этому попустительствовал.
– Как же вы рисковали. Поздравляю!
– Но игра того стоила. Ее ошибка принесла мне, будем надеяться, доброе знакомство с вами, благодаря ей мы сидим вот тут рядом.
– А как мы еще можем сидеть, черт побери?
– Эта девушка, Уилф… – Подбородок втянут, набыченный лоб грозит свинцовым водам. – Я ей нравился. Она думала, что помогает мне.
– А Джон Кроу Рансом?
– Я и правда забыл, Уилф. Действительно забыл. Мы с ним не встречались.
Я заметил, что на воде вдруг прекратилось всякое движение.
– Какое это имеет значение? Завтра я уеду. Тогда Мэри-Лу сможет сидеть на этой скамейке, не рискуя свалиться с нее.
Наступило молчание. Его нарушил Рик:
– Но вы же пообедаете с нами сегодня?
– Втроем?
– Разумеется.
– Ладно. Я угощаю. Привилегия старика. Единственная.
– Мэри-Лу застенчива, Уилф. Всегда была такая. Но она знает, какой вы душевный человек под этим британским панцирем.
– А я-то считал себя космополитом.
Рик поднялся и торжественно провозгласил:
– Мы всегда считали вас, сэр, образцом для подражания, делающим честь вашей великой стране.
Он отправился вниз вслед за женой. Я остался на скамейке, кивая, словно фарфоровый болванчик, и бормоча: «Перед Мэри закрой двери, а у Рика рожа дика».
Вслух же я произнес гнусную фразу:
– Надеюсь, что это именно так в данной чрезвычайной ситуации.
Очень быстро ко мне вернулся здравый смысл. Они были в «чудном старом доме». И не просто так. Они выудили у Элизабет или у моего агента адреса до востребования. Я – объект исследований Рика. Я для него сырье, золотая жила, ферма, охотничьи угодья.
Но откуда у него деньги, чтобы гоняться за мной? Это дорого, как я знал из своих прежних попыток отсылать письма обратно.
Я подумал об этой девушке, Мэри-Лу, с просвечивающим лицом такой красоты, что за ним, несомненно, должны таиться святость и мудрость. Не то что в бедном старом падре!
– Наверное, перевоплощение.
Девушка, которую встречаешь раз в семь – нет, четырнадцать – лет, которую встречаешь, когда уже слишком поздно. Свой телячий восторг при ее появлении я расценил как симптом приближающегося маразма. Я догадывался, как у меня несет изо рта этим самым выпитым с утра вином «доль». Для Рика в этой встрече заключено очень многое. Для Мэри-Лу – возможность с отвращением преклоняться перед человеком, чьи книги она читала. Но для меня она не сулила ничего, кроме неприятностей, подавленного настроения и безрассудства. Я решил раздавить этот росток будущего, пока он еще не пустил побегов. Пусть гоняются за кем-то другим. Мало, что ли, на свете писателей, да их тысячи; и у всех лбы настолько непробиваемы и жизненный путь настолько прям, что они могут спокойно выдержать самое страшное оружие против себя – обыкновенную правду. А вот я…
На этой окрашенной в зеленый цвет скамье передо мной прошла череда картин из прошлого. Я вскочил с нее и поспешил в отель. Управляющему я объяснил, что нуждаюсь в одиночестве. Он тут же порекомендовал Вайсвальд – лыжный курорт, поднявшийся ввысь навстречу солнцу, а сейчас, вне сезона, пустующий. Мне следует остановиться в отеле «Фельзенблик». В других, конечно, чистенько, но не более того. Я кивнул, расплатился, собрал вещи, дал адрес отеля «Бун-Хо» в Гонконге и исчез.
У подножия Вайсвальда находится огромный гараж, а за ним остановка фуникулера, который возносится к вершине почти вертикальной горы. Всю дорогу я просидел с закрытыми глазами. Я патологически боюсь высоты, потому она меня и восхищает. Более того, я берег возможность полюбоваться горными видами до момента, когда окажусь на ровном месте и они не будут вызывать у меня потребности прыгнуть вниз. Пока носильщик вел меня в отель, я смотрел себе под ноги. Управляющий предложил номер люкс, не иначе, за половинную цену и с балконом, нависающим над пропастью. Он распахнул дверь и провел меня.
– Смотрите сами!
Половину стены гостиной занимало сплошное окно до пола, открывавшееся на балкон. А за