Дорога начала казаться самой жуткой и невыносимой пыткой из всех, что я могла себе представить. Тело болело из-за неудобной позы, занемели руки. Мне ужасно хотелось пить и в туалет. Я изо всех сил держалась. Мне всегда казалось, что, если человек позволяет себе ходить под себя, значит половина пути к животному или трупу уже сделана. Я не хотела быть животным, и не хотела стать трупом. Я не стану мочиться на пол, как это сделали другие. Я вытерплю. Эти ублюдки должны остановить машину и выпустить нас. Они тоже не роботы. Рано или поздно они остановятся. Едва я об этом подумала машина резко затормозила, так резко, что всех швырнуло от стены к стене. Я об кого-то больно ударилась головой. Все голоса стихли. Теперь было не просто страшно, а до дикости страшно. Раздался сильный шум и яркий свет ослепил до дикой боли в глазах, заставив зажмуриться.
— Вонючие твари. Обоссали фургон! Я тебе говорил надо остановиться, а ты они не пили…они не пили. Сам будешь здесь мыть, мудак!
Наши похитители и конвоиры говорили по-русски. И нет никакой надежды это не внушало, а наоборот становилось еще страшнее от понимания, что им плевать на своих же женщин. Они нас куда-то везут и это лишь начало ада.
— Бляядь! Слон! Одна сдохла! Твою ж мать!
Я постепенно привыкла к свету и теперь смотрела на других женщин в грязной несвежей одежде, так же со связанными руками. Они все отворачивались и жались к друг другу, старались не смотреть на меня.
— Что стала, мразь? Пошла вперед! Смотрит она, шалава! Да! Ты, белобрысая тварь, иди давай.
Я в ужасе сделала шаг вперед и через что-то переципилась, упала и когда приподняла голову замычала от сумасшедшего ужаса. Прямо на меня смотрели остекленевшие глаза мертвеца и в нос ударил запах рвоты настолько сильный, что свело спазмами живот и перехватило горло. Меня поднял за волосы и вышвырнули с фургона на улицу.
— Рвотой захлебнулась потому что ты, Слон-мудила с Нижнего Тагила, рты им позаклеивал! Теперь закапывайте ее только подальше, а то найдут еще менты жидовские они тут шныряют на джипах, граница рядом.
— А надо было, чтоб они орали на КПП? Нам бы и связи не помогли если б суки заголосили. Одной больше одной меньше. Все равно сдохнут. Ты б не ментов боялся, а Кадира бешеную псину. Лютая тварь он и опасная. Из песков появляется, как сатана, мать его.
— Кадир в другом месте рыскает сейчас. Там заварушка была у них. Сюда не сунутся. Здесь будет чисто Адас сказал.
— Ты не трынди, Паша. Не чисто. Ты бабки, которые тебе дали для Аднана на откуп, спустил сразу. Нагрянет этот шакал и выгрызет нам кадыки на хер.
— Заткнись. Не каркай! Меня труп больше волнует. Марат неустойку возьмет с Надиры. Договаривались насчет девяти, а их восемь и вот это не пойми что.
Не пойми чем была я. Пытаясь встать, копошилась и падала обратно навзничь, пока меня не поставили на ноги, приподняв за шиворот и тряхнув пару раз, чтоб не брыкалась. Физиономия того, кого назвали Слоном приблизилась ко мне и всмотрелась в мое лицо, убрал мои волосы со лба и тут же отпрянул назад.
— Глаза жуткие у нее. А так ничего. Эти чурки любят беленьких, а она просто белоснежная.
Они все одеты в какую-то камуфляжную одежду, на головах намотаны светлые тряпки и кожа обветренная лоснится от пота, через плечо висят автоматы или что это за оружие не знаю я в нем не разбираюсь.
— Надира сказала продать за сколько дадут. Она ее из-за давления Асада взяла, для количества. А вообще тощая, какая-то мелкая. Еще и не купит никто. Харэ пялиться на нее. Слюной изошелся, придурок. Вечно тебя на убогих тянет.
Слон продолжал меня рассматривать, а я, едва дыша, старалась не глядеть в его черные глаза с очень расширенными зрачками. От него воняло потом и сигаретами, а еще воняло какой-то дрянью, словно тухлятиной. Не по-настоящему, нет. Это мне казалось, что мразь, способная своих женщин вот так унижать и продавать, как скот, сгнила давно изнутри. И несет от нее, как от костей с тухлым мясом.
— Но что-то есть в ней…интересная сучка. Как нарисованная. Ты присмотрись получше, Паша. Ее б откормить и отмыть. Бляяя я б ее вые***л.
— Облезешь! Хобот свой попридержи. Я тогда ее и за сотню не протолкну. Она целка. Надира так сказала. Это ей добавит цены на рынке. Все веди сучек мыться и переодеваться, а то воняют как падаль.
Женщины озирались по сторонам смотрели то друг на друга то на этих ублюдков. Нам всем сняли веревки с рук и пиная прикладами между лопаток погнали в какое-то помещение похожее на полуразвалившийся склад. Я еще не поняла где мы находимся, но местность была совершенно незнакомой, как и запахи, и природа вокруг. Словно мы где-то совершенно в другой стране или измерении. Солнце припекало совсем не по-весеннему, а прожигало в темени дыру. И травы на земле нет, только стручки и кустарники полусухие с колючими цветами. Я содрала скотч и сделала глубокий вздох.
Внутри здания были лишь голые стены и ржавые раковины, с кабинками. Я вдруг поняла, что это кажется заброшенная заправка, а не склад. Сзади через разбитые стекла окон было видно ржавые бочки с надписью «огнеопасно» …на…на нескольких языках. Но не на русском. Английский и арабский я узнала сразу, а еще один язык был похож на иврит.
— Что ты там рассматриваешь, тварь? Мойся давай. Времени нет вообще!
Прикрикнул Паша. Видимо он главный у них. Я посмотрела на других девушек. Никто не раздевался. Все стояли у раковин и смотрели друг на друга взглядами полумертвых от ужаса животных. Хотя двое из них уже сняли одежду и натирали себя мылом, которое им швырнул главарь, посвистывая и щипая их за ягодицы и за