Предводитель отряда….видимо это и был он, заговорил с перегонщиками. Его голос оказался очень низким, зычным и гортанным. Из-за сильного волнения я плохо понимала, что он говорит…хотя он говорил на превосходном русском языке хоть и с сильным акцентом.
— Что забыл в моих землях, пес? Тебе разве не сказали, что это теперь моя территория?
Я видела, как дергается рука главаря и сжимаются, и разжимаются пальцы. Он не просто нервничал, а казалось сейчас наделает от страха в штаны.
— Шлюх везу. Всего лишь грязных и дешевых шалав для борделя Нагаси в Тель-Авиве. В этот раз товар дрянь. Смотреть не на что. Дай спокойно проехать, Кадир. В следующий раз в долгу не останусь.
— А ящики с взрывчаткой тоже везешь? Или в этот раз тебе и с этим обломилось?
— Какие ящики? Помилуй бог. Я никогда оружием не торговал я мирный человек. Я баб вожу. На заработки. Все честно.
Бедуин дернул коня и тот чуть не задел копытами ноги главаря. Я видела, как по лысому затылку перегонщика градом стекает пот и как он пятится назад.
— Ты бы имя Всевышнего своего не трепал. Где он, а где ты, человеческий мусор? Что в машине? — голос рокочет спокойно так, вкрадчиво. А мне чудится словно это потрескивают угли перед тем как резко вспыхнет пламя. Неужели этот придурок не чувствует, что опасность потрескивает в воздухе.
Я чуть приподняла голову и рассматривала ноги бедуина, его черные сапоги из мягкой кожи, покрытые слоем песочной пыли. Подняла взгляд еще выше на руки, сжимающие поводья. Пальцы темные, обветренные с кольцами на мизинце и безымянном. На запястье множество цветных переплетенных ниток.
— Не было у меня никогда никаких ящиков. Может у Тамира были, а я не занимаюсь таким. Я только сучек продажных вожу.
Я все же осмелилась поднять голову и посмотреть на него целиком. Какой же он огромный, широкий в плечах, словно там под одеждами не тело, а груда мышц и все они перекатываются, бугрятся под тонкой тканью и под жилетом. Лицо все еще до половины закрыто и мне видна ровная переносица и эти глаза. Совершенно несочетаемые с очень смуглой кожей. Настолько светлые, что кажется они вот-вот зафосфорятся, как у волка или шакала в темноте. Дикие глаза мало похожи на человеческие. Смерть в них. Ее видно. Она ничем не прикрыта. Этот человек словно ее олицетворение. Он вдруг резко посмотрел на меня, и я от ужаса не смогла даже голову опустить.
— Их женщины на них так не смотрят…не провоцируй. Глаза в землю.
Я тут же резко уставилась в песок, потом повернулась к подруге по несчастью она слегка дрожала и кусала губы. Бледная до синевы. Казалось она боится далеко не наших конвоиров, а этого Кадира. Он внушает ей самый настоящий ужас. Впрочем, мне он внушал его не меньше, если не больше.
— Обыщите фургон, — крикнул на арабском и несколько мужчин спешившись пошли в сторону машины.
— Зачем Асаду настолько убогие женщины?
— Иногда товар бывает и таким. Их отвозят в дешевые заведения. Да и какая мне разница. У меня покупают, а что с ними будет дальше мне мало интересно.
— Аднан! В машине спрятано три каких-то ящика.
— Несите сюда.
Кадир спешился и кинул поводья одному из своих людей, потом вдруг резко схватил за затылок главаря и потянул в сторону фургона.
— Так что в мешках, пес? Давай показывай, что ты на самом деле таскаешь Асаду под видом дешевых сук.
Пока они шли к машине, точнее Кадир вел за шею полусогнутого от боли главаря на других наставили дула автоматов. Притом это вовсе не выглядело как устрашение скорее я чувствовала кожей как эти люди пустыни хотят убить перегонщиков. Но они просто пока не получили приказа.
— Иди потихоньку в дом, давай. Здесь сейчас месиво будет. Прячься. Если выживу найду тебя.
Процедил Слон и я в удивлении вскинула на него взгляд.
— Иди, я отвлеку ублюдков. Давай, ты маленькая найди где укрыться.
Он сказал одному из арабов какое-то ругательство и заржал. Его ударили прикладом в лицо. Но я не оборачивалась, я бежала в здание, чтобы залезть в железный шкаф с рифлёными дырками. Видимо для инвентаря.
Как вдруг услышала дикие вопли снаружи.
— Всего три ящика, Кадир. Три ящика и то это мое. Не…
Звуки ударов и скулеж перешел на более высокие ноты.
— Эти три ящика могут разнести в клочья несколько моих деревень. Это Асад тебе заплатил? Отвечай тварь, Асад или кто-то другой? Солжешь я тебе глаз выжгу.
— Пощади, Аднан, пощади ты меня не первый день знаешь. Да я никогда не лезу в чьи-то разборки. Я жить хочу. Я всего лишь для семьи зарабатываю. Да не всегда честно…
— Не дави на жалость, собака бешеная! Мне насрать на твою семью. Они мне все никто и ты никто. Более того, ты ужасно раздражающее никто. Скажи, чем расплатишься? Что у тебя для меня есть?
— Так нет ничего я всего три коробочки вез и то так…продать потому что девки все в этот раз какие-то порченые.
— Порченые говоришь? Значит можно их и дальше подпортить?
Я затаилась в своем укрытии и, обхватив плечи, тряслась от озноба. Старалась не стучать зубами. Мне было холодно несмотря на жару.
— Эй, нам русских шалав отдали. Развлекаемся.
— Неее, ненене. Не надо. У меня кофе есть дорогой, сигареты, виски. Что хочешь бери. Товар не трогай я головой за него отвечаю.
— Проотвечался ты, Паша. И за товар проотвечался, и за ящики. Теперь бери вазелин и мажь свое трусливое очко, потому что пустым ты обратно поедешь…хотя, может кто из твоих сучек и выживет под моими ребятами.
— Пощади, Кадир, пощади. Меня пристрелят за товар деньги уплачены. Я в жизни столько не насобираю.
— А сказал товар порченый. Мы проверим порченый он или нет и обратно отдадим.
— Так они после вас…вас же много.
— Ничего пусть привыкают. У Нагаси и больше в сутки бывает. Неси свои сигареты и мне белую давай. Где она?
— Какую белую?
— Шлюха белая. Волосы белые у нее. Где она? Ее хочу.
ГЛАВА 3
Я кажется перестала дышать совсем у меня желудок сжался в камень. Я услышала, как он сказал обо мне. Тот жуткий человек с глазами степного шакала и его сворой. Он меня заметил. Все эти проклятые волосы. Это они светились даже под слоем пыли и песка. Надо было, как все, измазаться сажей, вываляться, выкататься в ней всем телом. Но я никогда не умела реагировать на что-то быстро. Мама говорила, что я