У меня не было времени подумать, принять, осознать. За мной уже ехала машина генерала, а я стояла в ванной и испуганно смотрела на свое отражение, пытаясь отдышаться. Но кислород не поступал в легкие. Сейчас приедет Лариса, посидеть с Антоном…За дверью Денис, который шокирован новостью не меньше, чем я. Где-то на столе на кухне осталась коробочка с кольцом. И умерло в раскаленном воздухе так и не произнесенное «да».

Но все это стало каким-то мелким, отошло на десятый план. У меня в голове звучали только слова Павлова «ваш муж жив». Они повторялись и повторялись. Били по венам, по нервам и заставляли тяжело дышать.

Я помнила тот день, когда мне сказали о его смерти, очень смутно. Как будто он прошел в жутком сне, как будто часть всего, что происходило, стерлась и размазалась от моих слез. Все эти дни в ожидании тела, подготовка к похоронам и поминкам. Свидетельство о смерти, доклад о том, как это произошло. Жуткое понимание, что моего любимого мужчину разорвало на части снарядом.

Я не могла его опознать лично, гроб не открыли…Мне лишь показали фото фрагментов тела и одежды. Щадящие фото, от которых я постоянно теряла сознание, и меня приводил в чувство их военный врач, подносил к моему носу ватку с нашатырем. Опознать было трудно…но я узнала татуировку, узнала кривые лунки ногтей, нашитые инициалы на футболке. Не помню, что именно…но помню, что сомнений не осталось, и помню, что мне тоже хотелось умереть.

Антошка не дал. Осознание, что он растет во мне, что это часть Сережи, что это его прощальный подарок для меня, не дали мне сойти с ума.

«Что ты так по нему страдаешь? Козлом был твой Сережа! И ты прекрасно об этом знаешь!»

Потом, спустя время я много думала о наших отношениях и понимала, что она права. Скорее всего, мы бы развелись. Он бы ушел от нас с Тошкой. И…мужем Сергей был таким себе. Я все это понимала, и любовь моя казалась детской, неправильной. Сейчас бы мне было сложно ужиться с Сергеем. Наверное. Я привыкла одна.

«Он тебя не любил, и его любить тоже особо было не за что!»

Маме он очень не нравился. Они не поладили сразу после нашей свадьбы, и ездила я к маме потом одна. У Сергея всегда было тысячу причин не поехать к ней, а мама выдумывала такие же причины не навещать нас. Для мамы все мужчины были козлами и мой отец в том числе. Он нас бросил, когда мне исполнился год, ушел к другой, а потом погиб в аварии. Мама говорила, что это его Бог наказал. Теперь у нее завелся ухажер, и все свое свободное время она уделяла ему. Помогала финансово нам с Тошкой и постоянно злилась на то, что фирма Сергея доставляет столько неприятностей, но приезжать не торопилась. У нее работа и своя личная жизнь. В няньки она не записывалась. Примерно так высказалась Ирина Владимировна, когда родился Антон, и я вернулась из роддома домой.

«Он оставил тебе кучу проблем, включая своего сына!».

Мама давала мне деньги на аборт после смерти Сергея. Она считала, что мне одной ребенка не поднять, особенно с его долгами. Потом, когда проявилась особенность Антона, она сказала мне ту фразу, которая воздвигла между нами стену: «Если бы ты сделала аборт, Катя, то сейчас не возилась бы с этим инвалидом, а устраивала свою личную жизнь. Кому нужен такой довесок? Со здоровыми не берут, а у тебя такой…проблемный. У меня сил и времени на возню с ним нет!».

Пиликнул сотовый.

«Машина внизу. Вас ждет шофер».

Начало немного подташнивать от волнения. Как будто все в тумане. Я собрала непослушные очень светлые волосы в хвост на затылке, покусала бледные губы, тронула пальцами синяки под глазами. Наводить макияж времени нет. В коридоре послышалась возня и шепот. Лариска приехала. Когда вышла из ванны и посмотрела на нее, она выглядела так же испуганно и встревоженно, как и я. Кусала губы. Я быстрым шагом подошла к ней, и она меня крепко обняла.

– Ладно…я пойду. Потом созвонимся.

Голос Дениса донесся как сквозь вату. Я кивнула и схватила его за руку. Мне было очень стыдно. И совсем нечего сказать. Но я понимала, что и ему сейчас плохо.

– Прости…

– Нет, я все понимаю. Ты здесь не при чем. Разберись со всем и поговорим.

– Да…поговорим.

Согласилась я, не зная, что еще сказать. Когда он вышел, Ларка вцепилась мне в плечи.

– Как жив? Как это вообще может быть? Что именно тебе сказали? Может, это ошибка?

– Что жив, был в плену…что везут в штаб. Лар…мне страшно.

Я сдавила ее руки и судорожно выдохнула.

– Так. Успокойся. Хочешь, я тебе успокоительного дам? Будешь как удав!

– Не надо. Я соберусь и…и…О Боже! Лараааа…это же он. Сергей. Понимаешь? Он вернулся. Выжил!

Истерически прохрипела я, впиваясь в ее пальцы.

– Тихо…тихо. Давай, соберись. Встретишь его. Увидишь и…решишь, надо тебе это или нет. Семь лет не один день. Он тоже должен это понимать. Может, посмотрите друг на друга и в разные стороны разбежитесь.

Но для меня ее слова были далеки от реальности и как-то ужасно жестоки, неправильны. Я не хотела, чтобы так случилось или… я не знаю, чего бы я хотела. Мужчина, которого я думала, что люблю, жив.

– Я не знаю, что надеть, я так растерялась… у меня голова кружится и тошнит. Не знаю, куда себя деть.

– Так…выдохни. Надень бордовое платье, волосы заплетем, припудрись и румяна нанеси, а то ты бледная как смерть. За Антошку не переживай. Я с ним до утра буду. Мало ли, может, задержишься там.

К машине я вышла, как на шарнирах. Руки ватные, ноги ватные, в голове гудит. Шофер в военной форме, честь отдал, представился. Открыл дверцу служебной машины, вежливо помог сесть.

Из-за нервов я не могла перестать задыхаться. Я буквально слышала, как вдыхаю и выдыхаю воздух. В машине тихо, и мне кажется, что мое сердце колотится так громко, что этот звук раздается эхом по салону.

Семь лет. Семь. Я, наверное, очень изменилась за это время. Я,