— Не знаю в какой момент все изменилось. Его взгляд стал другим. Я начала чувствовать, как мне его не хватает. Как хочется ощутить его запах и успокоиться, ощутить звук дыхания, сильные ладони на своей спине. Мне с ним не страшно. Мне кажется он может спрятать меня даже от камнепада или обрушиться этим камнепадом на мою голову. Я бы хотела…хотела стать для него больше, чем никем. Хотела бы чтобы он пусть даже не любил…но уважал меня и был чуточку привязан ко мне, а я бы могла дарить ему нежность. Когда он прикасается ко мне…когда гладит мои волосы, трогает мое лицо, тело я чествую себя цветком, раскрывающим свои лепестки под ласковыми пальцами хозяина. Ни с кем и никогда мне не было так хорошо. Он совсем другой внутри. Не такой, как кажется. Иногда я смотрю на него и мне кажется он весь покрыт толстой коркой, наращённой годами. А под ней свежее мясо, под ней глубокие раны и стоит только подцепить эту корку и …Поэтому нельзя прикасаться, поэтому каждый, кто приближается может умереть. Но я бы не смогла причинить ему боль. Я вернулась, потому что это был мой выбор. Вернулась, чтобы посмотреть ему в глаза и покорно принять свою судьбу. И если моя судьба не рядом с ним, то пусть я умру от его рук и на его глазах. Не прячась, не убегая. Пусть он знает, где закопал меня именно он, а не кто-то…кто-то в безымянной могиле и неизвестно где. Если бы ты была жива, мамочка… я бы много рассказала тебе о нем. Если бы они не убили тебя, если бы я не осталась одна. У меня теперь совсем никого нет и мне не страшно. Я принадлежу ему и пусть он решает жить мне или умирать.
Я говорила, глядя с закрытыми глазами, чувствуя, как пробирает до костей холод, как слезы текут по щекам и как становится безразлично падает ли земля в яму. Разве это имеет значение если я ему не нужна, и он не верит мне.
А потом ощутила горячее дыхание на своем лице, услышала, как оно вырывается со свистом из его легких, как жжет мою кожу. Спустился свернуть мне шею перед тем как продолжить? Чтоб замолчала?
— У тебя есть я.
Пальцы жадно впились в мои волосы на затылке, и я медленно распахнула глаза и тут же мой взгляд схлестнулся с его горящим взглядом.
— И ты правильно сказала — ты принадлежишь мне. Я решу, когда тебе умирать. Пока что твоя жизнь на волоске. Одной ногой в могиле…пока я не буду уверен окончательно, что ты мне не лжешь.
Потом притянул меня к себе, крепко сжимая одной рукой за поясницу, а второй за волосы на затылке.
— А может быть ты вернулась зря и еще сильно об этом пожалеешь.
Провел пальцами по моей щеке, размазывая слезы.
— Ты красивая даже когда плачешь. Пока что я не хочу тебя убивать…пока что я проверю каждое твое слово.
Облизал свои пальцы и его взгляд смягчился, подернулся дымкой, а у меня в ответ сердце забилось чуть быстрее.
Затрещала рация на поясе у Хана, и он выхватил ее одной рукой, а другой все еще удерживая меня за затылок.
— Хан, рудники сгорели дотла. Батыр зовет к себе немедленно. Кто-то объявил войну Дугур-Намаевым. Все работники были заперты внутри и сгорели живьем.
— Мне какое дело? Его рудники пусть он сам и расхлебывает. Его война — не моя война.
А сам продолжает смотреть мне в глаза.
— Я занят.
Отключил рацию и сунул обратно за пояс, а я перехватила его руку.
— Ты — Дугур-Намаев.
— Я знаю, — в мгновение взгляд стал жестким и отталкивающим.
— Мне…мне кажется это и твоя война тоже.
— Что? — не веря своим ушам наклонился ко мне, — Что ты сказала?
— Что…что война и твоя тоже. Ведь это твоя семья.
Сильная ладонь резко легла мне на челюсть и болезненно сдавила, так что я вынужденно приоткрыла рот.
— Никогда не лезь туда, куда не просят. Никогда не говори мне, что делать. Поняла? Твои обязанности ноги раздвигать и поддакивать. А этой гребаной семье я никогда не был нужен. Но и это не твое дело!
— Они твоя семья, — упрямо сказала я, морщась от боли, — если тебя зовут, значит ты им нужен. Гордыня и тщеславие, самые любимые дьяволом пороки.
Оскалился, наклоняясь ко мне, но я смотрела ему в глаза и не отводила взгляд.
— Не лезь! Я с тобой закончу позже!
Выбрался из ямы и легко поднял меня на поверхность. Снова воткнул лопату в землю и быстрой поступью пошел в сторону дома. Я помедлила несколько секунд и пошла следом за ним.
Хан уехал едва я вернулась в дом, я видела, как отъезжала от ворот его машина. Это было странное ощущение, и я бы никогда не поверила себе, что испытаю подобные чувства, вернувшись в этот дом, но я была рада видеть его мрачные темные стены и зарешеченные окна, увитые диким виноградом. Как будто вернулась к старому и доброму другу. Как все меняется со сменой восприятия, а ведь когда я мечтала сбежать я убегала от врага и этот дом был вражеской территорией. Проклятой тюрьмой мрачным и грозным чудовищем, удерживающим меня внутри своей голодной утробы.
Слуги молча мне кланялись, несмотря на то что я вошла в грязном платье и оставила следы грязных ног на полу. Я ожидала иного, ожидала, что меня схватят, где-то запрут или вышвырнут вон, но этого не произошло и я беспрепятственно прошла в свою комнату…в нашу комнату. Остановилась на пороге, глядя на царивший в ней хаос — все разбито, раскрошено, разнесено в хлам, разодрано даже постельное белье и разбиты окна. Сквозняк гуляет по полу, подхватывает пух с перины, таскает клочья изорванной ткани.
И я словно наяву увидела, как он разносит и крушит все вокруг себя, рвет простыни и потрошит подушки. И нет я не ужаснулась, я от чего-то вся сжалась от понимания какую боль ему причинила. Прошла босыми ногами к окну, переступая битые стекла. Я бродила по комнате, подбирая разбросанные вещи, перебирая их и глядя на капли крови на полу и на кусках белого шелка. Он изрезал руки, когда ломал это пристанище, нашу с ним обитель. И никто не посмел сюда войти, чтобы навести порядок. А я посмела. Мой страх остался в той могиле, которую он мне выкопал и в которую столкнул все то, что когда-то было Верочкой. Чего мне еще бояться?