— Я помню, — несколько опешиваю от отповеди. Хм. — Но я и не просил напрямую про своих родственников узнавать. Просто статистику поднять получилось. Как косвенную услугу мне оказали. А в чем дело?
— Извини, Максим, — чуть смягчается голос. — Я начал понемногу узнавать и интересоваться, и это неожиданно получило неприятное продолжение. Постарайся в свое настоящее прошлое пока не лезть. Для тебя — слишком опасно. Я, если найду, обязательно поставлю тебя в известность. Пока что, если тебе это нужно, скажу. Владение домом уходит в нотариальную контору «Торвальд и сын» в Великом Новгороде. Оттуда идут налоговые платежи. Сложность в том, что ни Торвальда, ни его сына года три в конторе никто не видел. Но место остается арендованным, и служка там сидит. Какие-то дела идут, как-то место работает, но на владельцев выхода нет. Я ищу, отрок. — внезапно голос становится почти даже добрым, — Эта история для меня внезапно стала личным делом, так что просто учись. С деньгами помощь нужна?
— Нет, на удивление. Эту проблему я уже закрыл, так что к окончанию лицея, вряд ли станет проблемой оплатить стоимость контракта, — озадаченно отвечаю я. — Извините, герр Коштев, а почему опасно? Я вот, кстати, посмотрел, ни под один из исчезнувших Родов Империи, моя ситуация вроде не подходит.
— Я и тогда тебе говорил, и сейчас склоняюсь к той мысли, что ты бастард, или пропавший наследник какого-то Рода. Но почему обязательно исчезнувшего? Бастард по законам Магии наследует своему отцу. И Магии вообще все равно, кто он с точки зрения людей. Род может существовать, просто без главы. Или, например, с номинальным главой. — Коштева я практически не узнаю. Только интонации. Вообще, такое ощущение, что со мной говорит совсем не старик. Удивительно. — Кроме того, Максим, есть еще с пару сотен Родов горских племен, и примерно столько же — Родов Большой Степи. Это если мы присоединенные берем, и включенные в общий реестр. А ведь существуют еще Земли Протектората, Союзнические, да даже в Венеции у Империи пара Родов есть. Максим, ты молодец, что хочешь узнать о своих предках, я уважаю твое стремление. Но ты подходишь немного не с того бока, и сильно рискуешь. Как только про тебя узнают — скорее всего постараются убить. Не лезь пока. Когда будешь в состоянии защитить себя сам, тогда я тебе тоже поддержу в поисках, если до той поры не найдем.
Кроме того, Максим. Неожиданно выяснилось, что интерес к тебе идет откуда-то с высоких этажей государственной власти. На самом деле высоких. Я пока до фамилий дойти не смог, но даже следы немного пугают, Максим. Не лезь пока никуда, пожалуйста.
Немного удивляюсь снова. Чем мне может помочь довольно немощный старик? Но все может быть. Прожил он достаточно, чтобы иметь право на хорошие советы. Прислушаюсь.
— Хорошо, герр Коштев, — соглашаюсь. — Специально никуда не лезу. Но если будет случай…
— В этом случае, вызывай меня, мальчик. — как-то по-доброму говорит Кощей. — Не нужно тебе рисковать. Возможно я смогу тебе помочь значительно больше, чем ты можешь себе представить. Хорошо?
— Хорошо, — скрепя сердце, и чтобы не обижать отказом, соглашаюсь со стариком.
— Себя хорошо чувствуешь? Учиться нравится? — вроде даже и не для галочки интересуется Кощей.
— Да, спасибо, — отвечаю. — Есть и успехи, и сложности. Все, как и у всех.
— Молодец. отрок, — умиляется старик. — Вызывай меня иногда, хорошо?
— Конечно, герр Коштев.
— Вильгельм Генрихович, или даже можешь звать меня дядя Вилли, — со странным смешком заявляет Кощей. — все же в будущем ты как раз станешь отчимом моим внукам. Так что, просто на будущее.
— Хорошо, Вильгельм Генрихович, — с недоумением говорю старику.
— Вот и ладно, Максим, — снова странный смешок. — Может быть, до скорой встречи.
Отключаюсь.
* * *
— До скорой встречи, — молодой мужчина одной рукой припирает к стене очень крепкого мужика под два метра ростом, а второй убирает переговорник в карман длинного черного пальто.
Вообще картина сюрреалистичная, если бы кто мог на нее взглянуть со стороны. Длинный, очень худой лысый молодой мужик лет тридцати от силы, держит на вытянутой руке двухметрового амбала под полтора центнера весом. Да, он его прижимает к стене, но картина от этого менее странной не выглядит. Амбал сопротивляться не может, и даже стоит на кончиках пальцев.
— Видишь, — участливо говорит амбалу. — Неожиданно племяшка у меня теперь появился.
Амбала буквально трясет от страха. И это еще более странно. Всё же человек в черном не выглядит опасным.
— Договариваться будем? — усмехается человек в черном. — И благодари племяшку за жизнь.
Амбал с трудом мелко-мелко кивает головой.
— Хорошо, — расплывается в неестественно широкой улыбке лысый. — Ну, а что бы ты меня обмануть не мог, договор мы скрепим кровью.
В глазах амбала практически плещется ужас.
— Н-н-не н-надо! — выдавливает из себя. — Я клятву Мага дам!
— Мага? Это хорошо, это нам тоже нужно. Но надо, мальчик, — чуть шепеляво улыбается лысый. Говорить ему становится чуть сложновато, так как из верхней челюсти выдвигается пара тонких белейших клыка. — Надо!
— Гена! — через пару-тройку минут оборачивается черный. В нем сложно было бы узнать герра Коштева. Кажется, даже родные не узнали бы. Амбал остается сидеть на полу, потирать шею, и приходить в себя. — Гена, располагайся здесь. Мы остаемся. Глава Ночной Гильдии приглашает нас к себе. Приглашает ведь? — оборачивается к амбалу.
— Конечно, х-хо-зя–мм-м-ессир! — амбал даже с подавленной безвозвратно волей в отношении Кощея не может признать того хозяином. И Коштеву это неожиданно нравится.
— Вот есть же люди в этом городе! Можешь звать меня мессир. — машет рукой. — Мне нравится. А не послал бы своих людей, может быть мы бы и не встретились. Гена! — во второй раз оборачивается к двери.
В дверь заходит все тот же охранник Василя. Одной рукой он несет небольшой дорожный чемодан, а на второй висит одна из уцелевших овчарок поместья. Впрочем, какой-то сложности, собака Гене вроде бы не доставляет.
В проеме двери собака разжимает челюсти, взвизгивает и мгновенно исчезает в темноте.
— Нда. Не любят меня теперь собачки, — притворно вздыхает Коштев. — Но к делу. Гильдия теперь принадлежит… Тебе, тебе, — смеется Кощей на напрягающего амбала. Машет рукой. — А вот ты, становишься моей правой рукой.