Предыстория Русской революции 1917–1921 гг. уводит нас далеко вглубь XIX столетия. После унизительного поражения, понесенного Россией от западных держав в ходе Крымской войны 1853–1856 гг., русскому самодержавию стало ясно, что для сохранения его власти необходимы

преобразования. Если Империя хотела устоять, нагнать своих противников и конкурентов и продолжать вести мировую политику, ей следовало предпринять существенные шаги в направлении военного, а значит и экономического обновления (модернизации). В 1861 г. было отменено крепостное право, и развернулся процесс принудительного насаждения капиталистических элементов сверху, характерный для стран с так называемым «догоняющим» типом развития. «…Каждое более или менее крупное мероприятие правительства влияет на жизнь всего народно-хозяйственного организма. Покровительство, оказанное отдельной отрасли промышленности, новая железная дорога, изыскание новой почвы для применения народного труда — все подобные… меры затрагивают… весь строй сложившихся отношений…», влияют на ход дальнейшего развития всего экономического механизма, — объяснял смысл проводимой политики российский министр финансов Сергей Витте³.

Государство за свой счет создавало хозяйственную инфраструктуру и банки, строило фабрики, заводы и железные дороги, а позднее передавало их частному капиталу, когда тот уже оказывался в состоянии вкладывать в них деньги и развивать экономику дальше. Эта политика финансировалась, прежде всего, за счет средств, выкачанных из крестьянских общин. «Мо-дернизаторские» усилия были весьма активными и, на первый взгляд, принесли ощутимые успехи. По темпам роста производства Россия (по ряду показателей) обгоняла ведущие мировые державы. Так, например, за 1890–1913 гг. производство чугуна в России возросло в 5 раз (в Германии — в 4 раза, в США — в 3,3 раза, в Великобритании — в 1,3 раза), добыча российского каменного угля увеличилась в 6 раз (в США — в 3,6 раз, в Германии — в 2,7 раз, в Великобритании — в 1,6 раз), добыча нефти — в 2,3 раза (в США — в 5,5 раз)⁴. В 1913 г. Россия давала почти четверть мирового урожая пшеницы, половину мирового урожая ржи и почти треть мирового урожая ячменя.

Все эти цифры, действительно, впечатляют. Но насколько удалось властям к моменту начала Первой мировой войны в 1914 г. превратить Россию в процветающую страну с развитой капиталистической экономикой?

Либеральные, социал-демократические и большевистские теоретики нередко были склонны переоценивать степень развития капитализма в России, степень ее «европеизации». Но они видела то, что хотели увидеть. В действительности Россия, говоря современным языком, оставалась скорее страной «Третьего мира». Общее структурное отставание российской экономики от западной было настолько значительным, что наводит на мысль: речь идет не просто об отсталости в рамках одной и той же системы координат, но о глубинном «цивилизационном» различии. Действительно, реальный доход на одного работающего в России в 1913 г. составлял лишь 81 % от соответствующего показателя в Англии в 1688 г., то есть за сто лет до промышленной революции!⁵ При этом разрыв в объеме ВНП на душу населения по сравнению с развитыми западными странами с конца XIX века стал все больше нарастать⁶.

В российских городах утвердился капитализм, но свыше 80 % населения по-прежнему жило в деревне, а российский рынок оставался слишком узким для того, чтобы капиталистические отношения широко распространились. Страна существовала как бы в двух различных мирах. Большинство людей находилось в докапиталистических условиях. Известный ученый-аграрник А.В.Чаянов, изучавший аграрные отношения в русской деревне, обратил внимание на следующую особенность: хотя большая часть крестьян уже не практиковала чисто натуральное хозяйство, но продавала свои продукты на рынке и прирабатывала на промыслах, капиталистического накопления чаще всего не происходило. Подавляющее большинство крестьянских семей тратило все вырученные деньги на еду или промышленные товары⁷, что характерно для «докапиталистических» отношений. В деревне уже появились хозяева, ведшие дела на широкой коммерческой основе и с применением наемного труда (их называли кулаками-мироедами), но в целом крестьянство оставалось в имущественном и социальном отношении довольно однородной массой. Процессы расслоения носили еще зачаточный характер.

Преобладающей формой общественной организации в русском селе оставалась крестьянская община («мир», «общество») — единица не только фискальная, но, в известной мере, все еще и хозяйственная. Она обладала чрезвычайно высокой устойчивостью и имела свои механизмы коррекции социального неравенства (переделы земли и т. д.). Попытки правительства П.А.Столыпина в ходе аграрной реформы (с 1906 г.) выделить в деревне твердый слой крестьян-капиталистов и осуществить ускоренное разложение общины имели лишь ограниченные результаты; начался обратный процесс возвращения крестьян в общину.

См.: Чаянов А. Доходы и расходы крестьян Московской губернии // Кооперативная жизнь. 1913. № 7–8. С. 29–31.

Основная проблема докапиталистического состояния русской деревни состояла в том, что потенциал дальнейшего увеличения сельскохозяйственного производства не для собственных нужд, а на продажу, был ограничен. Крестьянин вообще психологически был не склонен производить «больше, чем надо», а классические «капиталистические» стимулы на селе работали довольно плохо. Неудивительна крайне низкая производительность в дореволюционных крестьянских хозяйствах. Урожайность хлеба в несколько раз уступала европейскому уровню. Экспорт хлеба осуществлялся не благодаря излишкам, а за счет крестьянского недоедания. В деревне периодически вспыхивал голод. Положение усугублялось крестьянским малоземельем: значительная доля лучших угодий находилась в руках помещиков, часть которых прибегала к феодальным методам ведения сельского хозяйства.

Широкие массы российского общинного тсрестьянства были чем дальше, тем больше недовольны сложившимся положением. Со времени революции 1905–1907 гг. они все более отчетливо формулировали свои чаяния. Историк Т.Шанин, много лет посвятивший изучению русских крестьян, так суммирует их стремления: «Идеальная Россия их выбора была страной, в которой вся земля принадлежала крестьянам, была разделена между ними и обрабатывалась членами их семей без использования наемной рабочей силы. Все земли России, пригодные для сельскохозяйственного использования, должны были быть переданы крестьянским общинам, которые установили бы уравнительное землепользование в соответствии с размером семьи или «трудовой нормой», т. е. числом работников в каждой семье. Продажу земли следовало запретить, а частную собственность на землю — отменить»⁸. Разумеется, такая программа «черного передела» не имела ничего общего с буржуазными преобразованиями и введением