По кривым улицам древнего города Саны, по истертым тысячелетним камням слоняются мужчины с бесстрастными лицами. Ждут вечера. Ни один уважающий себя основательный йеменец вроде дяди Шейха ни за что не станет жевать дурман-траву с утра пораньше. Нет, только во второй половине дня, когда жаркое солнце напечет темечко маленького оборванца, разносящего приторную арабскую кока-колу на базаре, дядя Шейх наконец с облегчением зашагает в узкое пятиэтажное жилище, сложенное предками из крепчайших базальтовых плит и обожженного кирпича. На первом этаже он скинет шлепанцы и помоет ноги; на втором – обнимет и поцелует молоденькую красавицу жену; на третьем одобрительно потреплет маленького сынишку, ползающего рядом с автоматом Калашникова (пускай привыкает к оружию!); на четвертом усядется перед скатертью-самобранкой с вареными цыплятами, горячей бараниной, стопой свежих лепешек, зеленым чаем, а также домашним лимонадом из лайма и мяты – и только потом, с вдохом и выдохом на каждой почерневшей за четыреста лет ступеньке, бормоча «Аллах, Аллах…», поднимется на пятый – в просторную полутемную комнату «мафрадж», где мужчины наслаждаются свежей дурман-травой и обсуждают важные проблемы. У каждого приличного гражданина северного Йемена – землевладельца, офицера полиции, стоматолога, генерала или попрошайки на мировом рынке, называющего себя президентом страны, – обязательно есть мафрадж, в котором всегда приятно думать, что на улице невыносимо жарко. Здесь обязательно прохладно из-за хорошо продуманных древними строителями крохотных вентиляционных окошек. Через них и женщине не грех на улицу поглазеть (без опаски быть увиденной чужим мужчиной), и при нападении врага их как бойницы можно использовать.

Сегодня в мафрадже собрался Совет во главе с новым лидером племени – дядей Шейхом.

В комнате для мужского отдыха традиционно отсутствует всякая мебель. На полу лишь старинные ковры ручной работы – тонкие, спокойных, некричащих оттенков. После трудного дня десять мужчин сидят, скрестив ноги, или полулежат на маленьких подушках, расшитых простыми орнаментами. Их калашниковы рядом. Автоматическое оружие у горцев всегда под рукой – в кофейне за кальяном, на приеме у зубного врача и даже в школе на родительском собрании. Где-то далеко над землей парят поезда на магнитных подушках, а в этой стране до сих пор садятся на ишаков и пускаются в спор, какой калашников лучше: советского производства за три тысячи пятьсот долларов или китайский за семьсот. Суть дискуссии в том, что последний становится слишком горячим при стрельбе очередями.

Перед каждым членом Совета целлофановый пакет, набитый дурман-травой. Пальцы привычно теребят зеленые листики, нащупывают упругие кончики веток, разламывают брызжущее соком растение и кладут в рот. Зубы усердно пережевывают зеленую массу, превращая ее в комок, затем смачный кругляш надолго перемещается языком за щеку. Члены Совета сладко дуреют, но и о повестке дня не забывают. Главное на сегодня: как с максимальной выгодой распорядиться коллекцией кинжалов, оставшихся после умершего вождя? Оценщики подтверждают, что клинки эпохи халифата Аббасидов стоят не менее трех миллионов долларов США, а то и дороже.

Есть разумная идея: раритетные ножи продать, а на вырученные средства обновить оружейный арсенал всего племени (это более сотни семей). Пистолетов и автоматов – навалом, а вот «ручных ракет» и тяжелых пулеметов почти нет, а это никуда не годится. Уважающий себя горский клан должен быть всегда готов и к скоротечному бою с соседним племенем, и к затяжной войне с государством.

С незапамятных времен клан Зубейра владеет землей в местности Архаб. В семидесятые в Архабе был построен столичный аэропорт, и долгие годы племя получало от центрального правительства солидную ренту. После недавней революции началась чехарда с президентами и власть оказалась в руках религиозной военизированной организации Хуси, быстро подмявшей под себя почти всю страну. За аренду земли свирепые хуситы платить, понятное дело, отказались. На днях, когда старого вождя доконала грудная жаба, выяснилось – казна пуста и племя к тревожным временам не готово.

В прохладной комнате мужской разговор течет медленно, уважительно – без встрясок. Немного поговорили о проблемах на блокпостах, где теперь круглосуточно болтаются отмороженные подростки этих самых Хуси. Начитанный дед Юсуф сравнил хуситов с хунвейбинами времен Великой китайской революции. Спорить с фанатиками действительно невозможно. Пулю в живот они влепят желающему подискутировать так же просто, как выкрикнут: «Смерть Америке и Израилю!» У них такой девиз на флаге вышит. Повздыхав, члены Совета пришли к выводу, что Хуси еще опаснее «Аль-Каиды»[3]. Ситуацию запутывало то, что эти две структуры – непримиримые враги по вере.

Дядя Шейх смотрел на деда Юсуфа снисходительно. Этот пескоструйщик только что проиграл ему голосование на выборах нового вождя. А еще старикашка Юсуф, также маскирующий седину черной краской, выглядел куда более нелепо, чем сам дядя Шейх.

– По радио передавали, две провинции страны уже полностью под контролем «Аль-Каиды», – после недолгой паузы произнес дядя Шейх. – Обращаюсь к Аллаху, отдалив себя от проклятого шайтана!

– Наше племя не должно покрывать террористов! Это для нас позор, мы должны воевать с ними! – горячо заявил сын деда Юсуфа, молодой здоровяк по имени Банан[4].

Крепыш учится в магистратуре в далекой Франции, а домой приехал на каникулы. В Совет его приняли авансом, уступив утомительным интригам деда Юсуфа.

– В «Аль-Каиду» приходят только заблудшие души! – Дядя Шейх поморщился и поднял вверх крепкий мизинец с длинным ногтем. – У них сидит в голове, что типа у нас в руках ключи от рая, еще немного, и мы будем там! Но они либо тупые, либо им американцы деньги платят. Пускай Хуси с ними разбираются. А нам следует держаться от тех и других подальше!

– Вы слышали историю семейства Дахаб? – снова подал голос неугомонный дед Юсуф. – В их семье старший брат стал эмиром «Аль-Каиды», и его отряд захватил город Рада. Он потребовал от