— Кстати, а как Борках всё прошло? — спрашиваю Калиничева.
— Нормально. Говорят, пришли, несколько пуль полицаям в окна засандалили и отошли. Тем, естественно, не до ночных прогулок стало.
— Ясно, что ещё ценного в хозяйстве образовалось?
— Продуктов захватили, но немного, нашей ораве и на неделю не хватит, немного же медикаментов и перевязочных материалов, зато бензина считай четыре тонны, но он авиационный — на авто клапана прогорать будут, но вряд ли машины именно от этого испортятся.
Да, тоже так думаю, не факт что немцы нам вообще скоро позволят с комфортом кататься.
— Ещё две бочки керосина, ну и прочая бытовая мелочь — ложки, плошки, поварешки. Электростанцию забрали, слава, что она на колёсном ходу была. Радиостанцию, с ней сейчас Кондратьев разбирается, сказал, что и рации с самолётов вполне можно к делу пристроить, только у них диапазон пожиже. Что это я, честно, не понял.
— Вот, вспомнил. Мне показалось или бойцы крышу разбирали?
— Не показалось, железо там хорошее было, на землянки пойдёт, а то текут с обычным дёрном. Ещё одёжка кое-какая, в основном форма, хорошо её штопать и отстирывать не надо — вражины не успели надеть, а мы соответственно попортить. Инструмента много, в том числе и шанцевого, даже не знаю куда девать. На обмен бы с крестьянами что пустить, но опаска есть, как бы немчура не прознала — по его виду понятно, что не наш. Бронестекла много взяли, но вроде не особенно оно и бронированное — ну на что-нибудь пойдёт. А вот настоящая броня тоже есть — пару десятков листов сняли, остальное некогда было, но это так, у нас ещё и щитки от 'максимов' без дела лежат. Проводов и труб много надёргали, да и ещё масла немало слили, жаль не постное, а машинное, тоже две бочки вышло.
— Что за трубы?
— Разные, и масляные и пневматика, на что пустить их не знаю, но пригодятся. Вот вроде и всё, не считая личных вещей, но их бойцы больше по карманам распихали. Непорядок конечно, но не отнимать же. Обидятся.
— Найдите тех, кто не хомячил и премируйте. По-серьёзному — пистолеты выдайте, ещё чего, но сами разберетесь.
Откуда взялся у меня в голове сам термин 'хомячить' не помню, но здесь он был неизвестен, хотя, после неоднократного повторения, вполне прижился и вопросов не вызывал.
— Сделаю.
— Если удастся ещё чего выкроить, то и тем, кто на операции не был, подкиньте. Те же мыло, бритвы, зеркала — хоть на несколько человек.
— Посмотрю, но кулаков и так не уважают, все, в общем, делятся чем могут, а, что небритых хватает, то больше от лени.
— Вот зима наступит, посмотрим, а пока пусть в порядке себя содержат. Мы же, в конце концов, не банда. Вы, товарищ капитан, поддержите старшину авторитетом.
— Есть, — Нефедов снова потёр небритый подбородок. Мне проще, я медленно обрастаю, а вот капитану и другим кто постарше, с этим сложнее.
На этом разбор полётов закончился. Вроде пока дел особо неотложных и нет, значит пойду к Вальтеру — надо разобраться, что за оружие нам от Люфтваффе досталось.
Немец опять был с головой в работе — на большом куске брезента лежал здоровущий агрегат, точнее масса его частей, числом шесть. Рядом застыли двое бойцов, вероятно опасаясь лишним движением нарушить мыслительный процесс, а может прервать свой халявный отдых.
— Вальтер, что это за зверь и о чём ты его думаешь?
— А? Извините, господин командир, я не понял вашего странного вопроса.
— Не обращай внимания, — хотел сказать 'забей', но по-немецки это звучало бы ещё более странно, и ввело бы нашего интернационалиста-поневоле, в ещё больший ступор. — В чём проблема?
— А, это? Это не зверь, это машиненгевер сто пятьдесят один, разработки фирмы Маузера. Скорее даже автоматическая пушка калибром пятнадцать миллиметров. Хорошая надёжная и удобная, вот только стояла она на самолёте.
— И переделать нельзя?
— В теории переделать можно всё, вот только стоимость затрат на переделку зачастую превышает все мыслимые пределы.
— У нас не превышает. Нам эта штука нужна. Какие сложности, что надо?
— На самом деле не так и много. Так как сняли мы их, а их две, со сто девятого 'Фридриха', то несколько повезло, она там стреляет через вал винта, поэтому стоит здесь обычный ударник.
— А бывает необычный?
— Да, если бы она стреляла через плоскость винта, стоял бы электровоспламенитель, при этом и патроны были бы другие. Тогда проблем было бы гораздо больше. Тоже справились бы, но… Вот например с тех же истребителей сняли по два пулемёта семнадцатой модели, — Мельер показал на ещё одно чудо-юдо лежащее чуть в стороне. — Они завязаны с синхронизатором и там стоит электроспуск. Это не электровоспламенение, патроны используются обычные, но управление что у пушки, что у пулемётов электромеханическое. Надо спусковые механизмы и механизмы перезарядки делать, точнее удобные для стрелка элементы этих механизмов выводить наружу корпуса. Может я пушками займусь, а пулемёты на потом оставим?
— Ну, четыре пулемёта нам погоду не сделают, или с ними со всеми так?
— Нет, остальные обслуживались бортстрелками, там всё нормально, только что прикладов нет. Сто тридцать первые, их три штуки, это те, что калибром тринадцать миллиметров, нужно точно со станка использовать — уж больно мощны. А вот пятнадцатые и восемьдесят первые, под винтовочный патрон, можно и как ручные, только сошки, да и, как уже говорил, приклады сделать.
— Ясно. Это всё?
— Нет, ещё есть двадцатимиллиметровая пушка, что на бомбардировщике стояла. Вообще-то они делались с барабанным магазином под шестьдесят выстрелов, но на Хейнкеле она в носу стояла, там барабан мешал, так что этот вариант с коробчатым магазином на пятнадцать снарядов, магазинов всего пять, но из неё точно ни с рук, ни с сошек не постреляешь. И ещё — патроны и снаряды в основном все бронебойно-трассирующие.
Да, что-то такое и старшина говорил, надо бы попридержать до появления стоящих целей.
— Хорошо, работай. Как я понял меньше всего проблем с теми пулемётами, что под тринадцать миллиметров? Вот с них и начни.
Однако, есть ещё время посетить Михаэля.
Когда после продолжительной прогулки до второго лагеря, подошёл к нашему пошивочному цеху, увидел, что еврейское семейство работает не покладая рук. Старший Рафалович распекал за что-то молодую женщину, кажется Марию, вставляя в русскую речь полузнакомые, созвучные с немецкими, слова. Наверное на идиш.
— Здравствуйте Михаэль Нахумович, смотрю, невзирая на прохладную погоду, у вас здесь жарко.
— Здравствуйте, товарищ командир, — по тону почувствовал, что он хотел назвать меня либо молодым человеком, либо как-то похоже, но не решился или передумал. — Да, на улице пока ещё терпимо, но со дня на день придётся начинать работать в землянке, а там, знаете ли темно. Будьте так добры,