— А что, — спросил я, — золотой крест лучше, чем серебряный?
— При прочих равных — да, — ответил Аркадий. — Для истинно верующего красота и богатство амулета не имеют значения, и в руках святого подвижника перекрещенные палки разят не хуже Креста Ивана Великого. Только среди нас нет святых подвижников.
— Что-нибудь чувствуешь? — спросил Усман.
— Ничего, — ответил Аркадий.
— Не пойму, — ответил я, — то ли что-то есть, то ли мерещится.
Усман тихо замурлыкал что-то арабское. Лонбоц хевбин сайтед ивиденс овво хесбиган. Аркадий вздрогнул и Усман заткнулся.
Миномет, который правильно называется не кулеврина, а мортира, стоял в полной готовности в десяти шагах от нас. На наскоро разложенном костерке накалялся железный прут, которым бородатый пушкарь в штопаной дубленке зажжет порох, когда будет нужно. У амбразур застыли стрельцы с пищалями, оказывается, слово "стрелец" здесь означает не род войск, а просто "стрелок", а "стрелок" здесь — тот, кто делает стрелы. Среди дубленок и зипунов выделялись камуфляжные кафтаны наших стрельцов, сейчас две группы воинов готовы плечом к плечу сражаться против общего врага. Если враг даст нам шанс.
На краю леса показался человек, он приближался неторопливым шагом и скоро через амбразуру стало видно, что это огромный лохматый амбал в серой монашеской рясе. Подойдя метров на сто, амбал разинул пасть и крикнул зычным басом:
— Аркашка!
Аркадий прошипел что-то неразборчивое, но явно нецензурное. Амбал не унимался:
— Аркашка! Выходи, подлый трус!
Аркадий решительно шагнул вперед и полез на частокол.
— Что надо? — крикнул он.
— Пускай твои люди открывают ворота, выходят и строятся здесь, сложив оружие. Тогда им сохранят жизнь. Слово митрополита.
Бородатый пушкарь, переворачивавший в костре раскаленный прут, вздрогнул и уронил его, а потом украдкой перекрестился. Видать, слово митрополита — это по местным меркам круто.
Аркадий слез с частокола и вернулся к нам. На него жалко было смотреть.
— Это конец, — прошептал он. — Слово митрополита…
Усман смачно сплюнул в снег и сделал два шага вперед.
— Я вашего митрополита… — пробормотал он, поднял автомат, так, чтобы снаружи не было видно ствола, и дернул предохранитель. Предохранитель дважды щелкнул. Усман тщательно прицелился и сделал одиночный выстрел, именно одиночный, а не парный.
Во лбу монаха расцвел алый цветок и монах рухнул наземь как подкошенный. Крест у меня на груди задергался, я прыгнул вперед, чтобы Усман не выпал из области действия амулета. Аркадий повторил мой прыжок. Крест успокаивающе замерцал и я понял, что для меня нет необходимости быть рядом с теми, кого я хочу защитить. Крест прикроет всех. Расстояние не играет роли, играет роль вникновение, — прошептал крест.
В воздухе запахло гарью. Я растерянно огляделся по сторонам, но не заметил ничего горящего.
— Стены поджигают, — выдохнул Аркадий, — сволочи.
Он сделал шаг в сторону, поднял крест и покрутился на месте, изображая радар.
— Не пойму, — простонал он, — они везде.
Я попытался обратиться к кресту, я попросил его сообщить, где враги, но крест проигнорировал мои попытки.
Поверх частокола появились первые языки пламени. Мокрое заснеженное дерево горело так, как будто его долго сушили, а потом положили в печку с трубой и поддувалом. Явное колдовство.
Теперь горела вся стена и в амбразуры ничего не было видно. Частокол излучал такой жар, что поневоле пришлось отступить.
Бойцы молились. Кто-то стоял на коленях, кто-то предпочитал совершать последнюю прижизненную беседу с всевышним стоя, подняв лицо к небу. Со стороны внутренних построек доносился женский плач, к которому примешивался детский. Врагу не сдается наш крейсер "Варяг"… блин!
Ворота рухнули. Еще несколько минут, и рухнет стена, и тогда мы будем как на ладони перед невидимым врагом. Аркадий засуетился, он начал кричать на солдат и они один за другим отвлекались от прощания с жизнью и начинали отступать к домам и амбарам. Пушкарь плюнул в костер и потащил мортиру куда-то назад.
— Надо отходить к домам, — сказал Аркадий, обращаясь к Усману, — сейчас рухнет стена.
— Зачем отходить? — спросил Усман. — Чтобы изжариться внутри?
— Они не смогут сжечь все! — воскликнул Аркадий. — То есть, если их и вправду двадцать, то смогут… но иначе все равно ничего не сделать! Не сдаваться же!
— Сергей, — обратился ко мне Усман, — каков радиус действия у твоего амулета?
— Дело не в расстоянии. Он прикрывает нас троих, это как минимум…
— Понятно, — сказал Усман, — пошли.
Он разбежался и прыгнул в огонь. Я последовал за ним.
Я промчался сквозь пламя, которое оказалось не таким уж и страшным, и совсем меня не обожгло, и вылетел на заснеженную поляну. В двух шагах валялся труп монаха с дырой во лбу, рядом стоял Усман, настороженно водивший стволом из стороны в сторону.
— Где они? — воскликнул он. — Ты их чувствуешь?
Я никого не чувствовал, я попытался обратиться к кресту, но он не ответил.
— Я не… — начал я и рухнул на спину.
Потому что в мою грудь ударила пуля.
Хорошо, что сейчас не лето. Будь сейчас лето, я надел бы бронежилет поверх остальной одежды и неизвестный стрелок, то есть, стрелец, стал бы целиться в голову, а не в грудь. Хотя, кто его знает, может, он и целился в голову, трудно метко стрелять из гладкоствольного ружья.
Над ухом гулко гавкнул подствольник и через две секунды лесную глушь огласил взрыв осколочной гранаты. Я поднял голову. Два-три неясных силуэта промелькнули между деревьями метрах в ста впереди, я полоснул короткой очередью и в воздух полетели хлопья снега и куски обломанных веток. А потом из леса донесся нестройный залп.
Над моим ухом просвистела пуля, именно просвистела, а не вжикнула, оказывается, пули, выпущенные из пищалей, не вжикают, а мелодично свистят. Я рухнул на землю, так и не успев встать.
Я повернул голову и увидел Усмана. Головы у него, можно сказать, не было. Крупнокалиберная пуля, попав в лицо, мало что оставляет от черепа, даже при низкой начальной скорости. Я громко выругался.
По-хорошему, сейчас надо отходить под защиту горящей стены, пока не последовал второй залп, хотя… сколько времени нужно, чтобы перезарядить пищаль? Я рванулся вперед со всех ног.
Интересно, откуда они стреляли? Кажется, вот отсюда, над ельником вьется легкий сероватый дымок. Хорошо, что бездымный порох здесь еще не изобретен. Как же до них добраться… пожалуй, что без пулемета их оттуда не выкурить. Пуля со смещенным центром тяжести — вещь хорошая, но густое сплетение ветвей отклоняет ее от курса почти так же надежно, как и броня, дай бог, чтобы одна пуля из рожка нашла свою цель. Нет, это не подходит. А если… выстрел будет