Семаков другой человек. Военная косточка, как и Рудаков, но Евгению Матвеевичу алкоголь лишь развязывал язык, никак не влияя на волевые качества, политическую сознательность и ответственность за своё дело. Идейная закалка Семакова оставляла место для компанейского, приятного и неглупого человека. Я это почувствовал часа через два, когда пришло время расходится.
— Хороший ты парень, Дима… и странный. Тут ко мне прутся родители маменькиных сынков, уговаривают, деньги суют и вдруг приходит парень с улицы, рвётся в строй, да ещё проставляется. Есть, конечно, патриоты, не спорю, но вот так не подъезжают. Я понял, понял, не надо объяснять. Все хотят служить в городе или совсем рядом. Сейчас думать пока рано. Направление в автошколу дадим после медкомиссии. А квоту на распределение надо заслужить.
Он хитро посмотрел и я понял — не прост военком, совсем не прост. Прощупывает несмышлёныша, откуда ему знать кто я такой. А узнай он всю правду, послал бы меня куда подальше — чудиков итак хватает.
Сложный сезон лета 1969 года. К автошколе примешивалась ещё одна головная боль: аттестат о среднем образовании. Как втиснуть в свой график практику на заводе, курсы вождения и учёбу в вечерней школе. А самодеятельность в «Фениксе», а помощь по дому родным? А личная жизнь, Томка и другие? Фарцовка до кучи. С осени возобновятся занятия в «путяге», вот какой головняк! Ничего, Димон, пробьёмся, со мной будущее! С этими мыслями возвращался домой. Конечно я не помнил подробностей, как когда-то проводил эти летние дни и оттого, каждый день повторного проживания создавал дискомфорт. Постоянное дежавю ведёт к идейной стагнации. Просыпаешься утром с вопросом: что сегодня и сравниваешь сумеречные воспоминания ретроградной памяти с нынешним бытовым фоном и новыми задачами. Часто задавался вопросом: как же меня всё-таки закинуло сюда? Провидение или чья-то воля? И как я выберусь из этого пространственно-временного туннеля? Порой так невыносима эта канитель: изворачиваться, врать, носить в себе временные наслоения и испытывать мучительный дефицит привычных благ научно-технического прогресса двадцать первого века. Ненавижу такую жизнь! Ненавижу! Это сперва было интересно: я крут, всезнайка из будущего, гормоны, понты перед девчонками, а внутри страх перед завтрашним днём и безысходность пленника. Простите, соотечественники, завязываю ныть. Сейчас спрячу тетрадь в тайник, кстати, если придут по мою душу менты, КГБ или какие другие лихие человечки, хрен им мои откровения. Потомкам — сколько угодно, нынешним — никак нельзя и для себя опасно.
11. Просто сентябрь, 1969
С автошколой ДОСААФ вообще никаких проблем, к декабрю получу права. «В Советском Союзе ДОСААФ считается самым престижным местом, где можно было научиться водить автомобиль или мотоцикл. Автошкола — своеобразный знак качества. Ученики учатся водить автомобиль на хорошем уровне и овладевать теоретическими знаниями». Это не мои мысли, а примерное содержание вводной части в конспект, что заполнял на теоретических занятиях. Если бы не политизированная составляющая, то вполне внятный базис по матчасти и правилам дорожного движения. На Курляндской, 20, я числился, как допризывник по военно-учетной специальности «водитель транспортных средств». Списанный и переоборудованный ГАЗ-63 — архаика, но и бесценный опыт, поскольку практики вождения грузовиков у меня по прошлой жизни не имелось, зато учебный «Москвич-407», как «два пальца об асфальт». Водительский навык не пропьёшь, ведь в другой жизни четверть века за рулём, оттого при мне чувство дистанции, автоматизм управления и отсутствие мандража. После «Хендай Санта Фе» по прозвищу «Инокентий» со всеми передовыми опциями третьего поколения, езда на раздолбанном москвиче с 45 сильным движком и объёмом 1,4 литра, выматывала физически. Тут вам никто не поставит электрический усилитель руля или систему АВС. Ладно с этим всё ясно.
Всё ясно и со школой, принявшей меня без звука со справкой о незаконченном среднем образовании. Я появляюсь на занятиях раз в неделю, что-то записываю. С англичанкой договорился сразу, объяснив свой правильный «оксфорский» тем, что несколько лет жил в детском возрасте с папой дипломатом в туманном Альбионе. Вралось легко, а кто проверит. Хочу договориться с учителями и завучем, чтобы исправно сдавать зачёты по предметам. «Вечёрка» располагалась в почти рядом с домом на проспекте Карла Маркса, 34, в здании бывшего сиротского приюта. Весьма символично, что при советской власти приют превратился в сменную вечернюю школу N 48 при Выборгском РОНО.
Два слова про ПТУ. Весной следующего году выпуск и по распределению возвращаюсь на родной «Русский дизель», тут и запроса для двухгодичной отработки не потребуется, поскольку в трудовой всего две записи «Принят учеником токаря. 15 мая 1968 года» и «ПТУ N 49. Принят на обучение по специальности токаря-универсала. 1 сентября 1969 года». Запах подгоревшей стружки и машинного масла сидит в подкорке и прописался там на всю жизнь. Недаром говорят первая любовь самая запоминающаяся, в моём контексте, любовь к металлу и станкам. Даже снится иногда, уже запутался в какой жизни, как затачиваю резец и проверяю угол. Добавлю, что любовь к железу будет порушена сценарием прошлой жизни, но я как искренний драматург-бытописатель, не буду опережать события. Сегодня 24 сентября. Всё впереди. А пока о насущном.
Лёва Магизинер пригласил меня в кафе «Север». В те благословенные времена в к шампанскому подавали охренительно вкусное мороженное «Лакомка». Я так понял, что разговор приватный и Лёве очень нужный, иначе с чего бы хитрому и прижимистому администратору тащить меня в любимое ленинградцами место, ещё не испоганенное приватизацией и рыночными отношениями. Было противно наблюдать, как Лёва наклонялся к тарелке и чавкая жрал знаменитые блинчики «Аппетитные». Он обходился без ножа, свёрнутые в трубочку кулинарные деликатесы запихивал целиком в рот, изредка вытирая лоснящиеся жирные губы. Во мне боролся старый, умудрённый и битый жизнью Петрушевский с молодым легкомысленным подростком, не замечающим пробелы в правилах хорошего тона. Я вспомнил, как этот деятель прихватил меня как-то за галстук после выступления и потянув усмехнулся, мол что за прикид, ведь